Из-за стены донесся такой громкий вздох облегчения, что Бухарову стало даже как-то неудобно перед подозреваемым.
* * *
Автор свежего полотна «Летающие аквариумные рыбки» осторожно постучал в дверь кабинета психологической разгрузки.
— Войдите! — послышался голос Михайловой.
— Привет, Надюш!
Сидевший в кресле Соломин даже не вздрогнул. Потому что звали его не Надюша.
— Я, короче, извиниться хотел. Прав твой Юнг. Так что, если мы с Ленкой снова разбежимся, я — сразу к тебе.
Надежда в ответ улыбнулась, словно ребенок, которого похвалила воспитательница.
— Вот видишь, а ты не верил…
— Теперь поверил! А хочешь, я тоже на процедуры ходить начну? Вон — Солома сюда уже, как на работу… Хочешь?
Ответить психолог не успела. Дверь снова отворилась — на сей раз без стука, и в «психушку» ввалился Быков.
— Привет членам клуба любителей морского прибоя… Пикассо, Серега Елагин приехал.
— Ну?! — встрепенулся Анатолий.
— Три года условно. Без права работы в органах. Обходной подписывает… Жаль! Нормальный мужик… Он там принес кой-чего, по случаю. Пошли, проводим!
— Пошли. Эй, Солома… Солома, подъем!
Пациент не реагировал, сохраняя на физиономии выражение безмятежного счастья. Анатолий уже протянул руку, чтобы потрепать его за плечо, как вдруг его мозг пронзила дедуктивная догадка.
— Ну-ка, ну-ка…
Он осторожно расстегнул верхнюю пуговицу Димулиного комбинезона и чуть отодвинул в сторону воротник. Трубочка из прозрачного пластика, пропущенная через специальную петельку, уходила в горловину торчавшей из внутреннего кармана плоской металлической фляжки. Легкий коньячный аромат, исходивший от пребывавшего в нирване коллеги, не оставлял Юнгу и его последователям никаких шансов.
— Вот, гад… — Надежда бессильно уронила руки. — А я-то думала…
Быков с Репиным, с трудом сдерживая хохот, деликатно покинули кабинет.
В коридоре первый сразу сообщил радостную новость:
— Завтра Викулю мою на подписку выпускают… В музей пойдем.
— Поздравляю… Совет да любовь.
— Ты-то со своей, наконец, помирился?
Вместо ответа художник остановился возле стенда с боевым листком, пару секунд подумал и шепотом начал:
— Леха… Только между нами… Знаешь, когда этому мудаку идея со взрывами в башку пришла?
— Ну?
— Когда мы дом Фединский разворотили. Этот и смекнул. Мол, младший брат может платить той же монетой. А дом мы почему разнесли? Потому что заряд перепутали. А перепутали, потому что я с Ленкой поругался и за Соломой не уследил… Понимаешь? Если б мы не поцапались, ничего бы и не случилось. Цепная реакция… Такая вот «Илиада».
— Ого… — вытянул подбородок Быков. — Ну вы… это… больше уж не ссорьтесь…
— Да я-то и не собирался. Это бомбист решил клин вбить! Подговорил какую-то хохлуху, чтоб она меня пасла и Ленке поклепы наводила. Будто я, честнейший из смертных, с малолетками гуляю.
— Зачем?
— Чтоб из равновесия вывести. Ленка бы потеряла бдительность и легче отдала бы деньги. Так, собственно, и случилось… Сплошные манипуляторы кругом… Хоть на улицу не выходи без пистолета… Слушай, сотен шесть не дашь до получки? Цветы хочу купить.
— Об этом после… Я главного не понял. Что у тебя с малолетками?
* * *
— Меня в тюрягу упрятали, собаку — чемпиона породы! — покалечили, полдома разхерачили, брату руку поломали. А как поплохело резко, так обратку играете? Чистенькими хотите остаться?.. — На физиономии Федина появилась недобрая улыбка. — Ни хрена у вас не выйдет! Не те времена. Вы сегодня в полной заднице. Никто вы нынче, и звать вас никак. Так что ни меня, ни брата…
— Андрей Борисович, а хотите, я вам кино покажу? — неожиданно дружелюбным тоном перебил его Бухаров.
— Какое еще, к чертям, кино? Я вам самим такое кино устрою!
— Документальное. Да вы не волнуйтесь, это всего три минутки займет…
Оперативник встал со стула и, подойдя к стоявшей на сейфе видеодвойке, нажал на панели управления пару кнопок.
Федин с ленивым любопытством уставился в экран, и на нем вскоре замелькали кадры задержания Валеры.
Дождавшись момента, когда на того надели наконец наручники, Андрей остановил запись и вернулся на свое место.
— Интересно, правда? У нас эту запись телепрограмма «Криминальная хроника» чуть не на коленях выпрашивала… Пока решено не давать. Кино, повторяю, не художественное, а документальное. Название сие, между прочим, происходит от слова «документировать». Поэтому то, что вы, Андрей Борисович, видели — это копия. А оригинал в прокуратуре находится… Что касается гранатки, которой ваш братец так героически размахивал, то она уже на экспертизе. Заключение, правда, еще не готово — эксперты, как всегда, самые занятые на свете люди. Но — крайний срок послезавтра обещали разродиться. И как только они подтвердят, что граната боевая, в чем сомнений никаких нет и быть не может, Валерику вашему — полный аллескапут. Сопротивление сотрудникам Фэ-Эс-Бэ… Да-да, уважаемый, вы не ослышались!.. Плюс незаконное хранение боеприпасов… Все это, помноженное на третью судимость, даст в итоге циферку, весьма ощутимую даже для его могучего организма. По самым скромным прикидкам, лет пять, не меньше…
Бухаров умолк и с улыбкой посмотрел на Федина. Тот, оторвавшись от экрана, в свою очередь буравил оперативника ненавидящим взглядом.
— И что ты предлагаешь?
— Я — предлагаю?! — с деланным изумлением вытаращился Андрей. — В мыслях подобных глупостей не держал… Предлагать в данной ситуации, уважаемый тезка, — ваша прерогатива. Я же исключительно по простоте своей душевной, а также исходя из соображений гуманности и человеколюбия, готов эти предложения выслушать. Причем выслушать прямо сейчас, поскольку времени до послезавтра осталось всего ничего. Словом, судьба вашего несчастного брата полностью в ваших руках.
Федин криво усмехнулся.
— Вас, бляха-муха, только горбатая с косой исправит… Денег хочешь, что ли?
— Если я скажут «нет», то вы, дражайший тезка, мне все равно не поверите. А если скажу «да», то помчитесь вприпрыжку в наше Управление собственной безопасности. Так что тему денег давайте сразу закроем. Как абсолютно бесперспективную… Какие еще будут конструктивные предложения?
Андрей Борисович озадаченно умолк. Потом в его глазах отобразилось нечто, отдаленно напоминающее мыслительный процесс.
— Ну, а если я… это… насчет дома претензий иметь не буду? — осторожно изрек он.
Бухаров с трудом удержался от улыбки. Стараясь сохранять в голосе беспристрастность, он повел плечами.
