Покупатели толпились на улице. Бедные измотанные поденщики, которые торопятся поспеть на работу до прихода начальника и не решаются уйти, пока босс не отчалит. Вот одна из самых вредных догм, калечащая жизнь своих приверженцев. Ну скажите: сколько дополнительной работы способны выполнить уставшие, невыспавшиеся люди, которые только и мечтают поскорее оказаться дома? Могу поспорить, что совсем немного. Профессор рассказывал мне, что в годы войны заводы работали круглосуточно, привлекая добровольцев. Но как бы те ни старались и ни вкалывали, все равно производство самолетов почти не увеличивалось. Уставшие люди работают медленно и неслаженно. Они ошибаются. Получают травмы. Даже в годы войны правительство поняло: чтобы получить больше самолетов, надо отправлять рабочих домой отсыпаться после восьмичасовой смены, а не загонять их до смерти. А уж если эта принудиловка не срабатывала в военное время, то в современной конторе и подавно. Так что позвольте людям вовремя уходить домой, чтобы пропустить по стаканчику в кругу семьи, посмотреть телик – «Реалити-ТВ» или «Голые новости» – пусть сами выбирают, кому что нравится. Я убеждена, что помимо мира во всем мире, благотворительности, любви, чистой воды, здоровой пищи и грамотных женщин, люди нуждаются еще и в свободном времени, которым они могли бы распоряжаться, как им заблагорассудится. Но пока все кругом убиваются на работе почем зря.
Я, кстати, тоже не исключение.
Аромат свежеиспеченного хлеба манил в наши двери полчища страждущих и голодных с холодной улицы, где противный мельбурнский ветер швырял пыль в усталые глаза прохожих. Мой хлеб – маленький теплый кусочек, тающий во рту, – по силе соблазна сродни сигаретам и алкоголю, но только абсолютно безвреден. Это особое наслаждение, удивительный дар, удовольствие, доступное каждому. Впрочем, многие закупают хлеба чуть не на всю контору. Да будут они благословенны! Имбирные маффины просто сами скакали с лотков. Хлеб шел на ура, Джейсон не успевал подкладывать свежие порции на опустевшие полки.
Вот уже и девять. Теперь затишье до десяти, а затем начинается пора утреннего чая. Джейсон пересчитывает хлеб на лотках, которые заберет разносчик. Я продаю большую часть выпечки ресторанам. На самом деле магазин мне не больно-то и нужен. Но мне нравится торговать самой. Нравится видеть, как загораются глаза покупателей, нравится слышать, как они вдыхают восхитительный аромат свежего хлеба. Горацио тоже спустился в магазин и занял свое место на прилавке между стеклянной витриной и кассой. Это царственный пост, где он принимает знаки внимания. Большинство моих покупателей давно с ним знакомы, особо избранных кот удостаивает вежливого толчка носом, а неугодных отстраняет одним поднятием брови. Из Горацио вышел бы отличный дипломат.
Я только собралась отложить несколько пятидесятидолларовых банкнот – почему это у людей никогда не бывает мелочи? – в ящик под кассой, когда услышала глухой стук из пекарни.
– Блин! – ругнулся Джейсон.
Я кинулась в пекарню и обнаружила, что десятикилограммовый мешок первосортной муки упал и раскрылся, так что содержимое рассыпалось по всему полу. Пока я пыталась поднять бумажный куль, чтобы сберечь хотя бы остатки муки, из белого облака выскочило странное существо и метнулось к двери. Я попыталась схватить беглеца, но промахнулась и рухнула на колени прямо в муку.
Когда я наконец-то изловчилась подняться, покрытая мукой и позором, передо мной вырос высокий смуглый ангел в кожаной куртке, с глазами синими, как горные озера, где обитает форель. В вытянутых руках он держал некое существо, от носа до хвоста покрытое толстым слоем муки.
– Это наш?
– Да, – кивнула я, узнав по отчаянному мяуканью Люцифера; тот тщетно пытался избавиться от железной хватки своего спасителя. – Да, Дэниел, это наш.
Глава вторая
– Очень хочется тебя обнять – вздохнула я, – но я вся в муке, не ровен час еще приклеимся друг к дружке навечно.
Дэниел ответил мне той самой улыбкой, от которой у меня замирало сердце. Вот и сейчас оно екнуло, остановилось, а потом вновь поскакало.
– Не оправдывайся, кетчеле. Хотя, конечно, жаль упускать такую возможность. Так что прикажешь делать с этим юным джентльменом? Это и есть Люцифер?
– А кто же еще, – проворчал Джейсон. – Отправь этого маленького мерзавца назад в клетку.
– Но он уже раз сбежал оттуда, – возразила я.
Тогда Джейсон предложил сунуть котенка под большой перевернутый чан, но я не согласилась. В конце концов я снова открыла клетку, и Дэниел водрузил туда орущего благим матом Люцифера. Я старательно примотала дверцу обрывком бечевки. Не прошло и минуты, как покрытая мукой крошечная рыжая лапка протиснулась сквозь прутья решетки и стала нащупывать замок.
– На этот раз тебе это не удастся, мой милый мучной приятель, – неожиданно раздался голос Джейсона. – Иди-ка переоденься, Коринна, я подсоблю Кайли в булочной. Только сперва уберу всю эту муку. Привет, Дэниел.
– Привет Джейсон, – отозвался Дэниел. – Как жизнь?
– Все путем. И Люцифера с собой забирайте.
– Придется его искупать, – вздохнула я. – Представляю, как он меня располосует, пока я буду его отмывать. Все же надо обзавестись кошачьей клеткой. Этот котик явно исчерпал девять своих жизней и готов к следующим трем инкарнациям.
– Бог в помощь, Коринна, – произнес грудной голос с порога двери, выходившей на улицу.
Мероу, колдунья, практикующая магию викка, и весьма искусная во всевозможных проклятиях (что она тщательно скрывает), решила заглянуть ко мне на минутку. В руках у нее была пустая корзинка. Она возвращалась к себе в магазинчик от Кико, которую снабжает японскими грибами. Знаете, теми, что похожи на засушенные человеческие уши.
– Доброе утро, Мероу, – пробормотала я, тщетно пытаясь стряхнуть хоть часть муки со спортивных брюк. – Вот полюбуйся – сегодняшнее «особое предложение»: котенок в муке.
– Это Люцифер? – спросила Мероу.
Мне нравится ее тягучий венгерский акцент. Когда таким голосом рассуждают о ваших чакрах, то невольно заслушаешься, и кажется: все беды сами собой отступают.
– А кто же еще! Сперва нырнул в слив раковины и едва не захлебнулся насмерть, а потом чуть не задохнулся в первосортной муке.
– Дай-ка его мне. Я его отмою, а потом сделаю ему ошейник, глядишь, это хоть как-то обуздает его непредсказуемые порывы.
– Желаю удачи, – сказала я с искренней благодарностью, передавая ей клетку. – Только будь начеку: этот пострел уже научился отпирать засов. Следи, чтобы дверца всегда была завязана. Ох, как еще встретит его Белладонна!
– Она занята магазином. Продай мне батон зернового.
Я снабдила Мероу хлебом и котенком. Интересно, что она имела в виду, говоря, что Белладонна занята магазином? Белладонна – это ее кошка. Холеная, с лоснящейся красивой шерстью – роскошная кошка. Но всего лишь кошка.
Видимо, Дэниел разделял мои сомнения.
