Теперь она в долгу перед Изабеллой. Еще несколько рисунков —
и ее книгу, в которой будет впервые изображено женское тело, можно будет
отдавать в печать. Девушка ликовала: наконец-то она покажет этим упрямым
жителям Падуи, что анатомия женщин отличается от мужской, а не является лишь ее
испорченной копией. Бьянка вспомнила, какие споры на эту тему отец вел с Андреа
Весалиусом. Тогда он еще только начинал свою блестящую карьеру. Бьянка
улыбнулась, представив свою книгу, стоящую на полке рядом с трудами ее отца.
Какое будущее ее ждет! Она будет вести курсы женской анатомии, она скрупулезно
изучит женское тело и его жизненные циклы, она будет устраивать публичные
лекции… Идиллия, да и только! М-да, все хорошо, если бы только не эта дурацкая
помолвка.
Бьянке было известно: когда о помолвке объявлено в сенате,
она становится законной, и разорвать ее будет можно, если только этого захотят
сами помолвленные или если выяснится, что один из них по каким-то причинам не
может вступить в брак. Если бы она поняла, что именно Йен предлагал ей всего
несколько часов назад… Этот граф д'Аосто всегда так странно действовал на нее.
С тех пор как она впервые увидела его на светском вечере в Венеции девять
месяцев назад, граф стал единственным мужчиной, которого она вообще замечала,
точнее, чье присутствие она замечала. А ведь до того, как они встретились в
доме Изабеллы, он даже не знал, кто она такая, напомнила себе Бьянка. И вот
теперь они помолвлены… Бред, да и только!
Бьянка в раздумье затачивала кончик пера. После смерти отца
она, кажется, вообще все время одна. Но ведь ей это нравится, не так ли?..
Сломанное перо, растерянность, усталость… ей больше не
выдержать! Вздохнув, Бьянка встала и сняла с себя забрызганный кровью фартук.
Сонно жмуря глаза, девушка подошла к двери, толкнула ее, но та не подавалась.
Бьянка попробовала еще раз, изо всех сил налегла на холодную ручку — тщетно. Ее
заперли. Запаниковав, она отошла в дальний конец комнаты и, разбежавшись, всем
телом толкнула дверь.
Йен в своей лаборатории слышал, как она бьется в комнате. К
чему же так шуметь? Отбросив в сторону кусок горной породы, который он
рассматривал через увеличительное стекло, Йен направился в лабораторию,
выделенную гостье. К счастью, когда он приблизился, шум затих. Граф нажал на
ручку.
Йен смутно помнил, как что-то налетело на него, когда он
открыл дверь, но как это что-то оказалось Бьянкой Сальва, осталось для него
загадкой. Несколько секунд они стояли обнявшись, а потом она постепенно стала
отодвигаться от него.
— Как вы посмели запереть меня здесь наедине с трупом?
Я не собираюсь становиться вашей узницей!
— Нет, вы ошибаетесь, дорогуша, — возразил
Йен. — Вы именно моя узница — не забывайте, что мы с вами обручились, а
это дает мне неограниченную власть над вами.
Бьянка едва сдержала желание дать ему пощечину.
— Мы оба знаем, что эта помолвка — чистейший фарс и
больше ничего! Я не понимаю, для чего вы предложили обручиться, ведь вы бы не
сделали этого, если бы верили в мою виновность.
— Напротив. Женщина-убийца мне вполне подходит. Я могу
некоторое время поиграть с нею, испортить ей репутацию, а потом, когда она
надоест мне, отвернуться от нее. Тогда вы вспомните, что обвинение в убийстве —
один из честных и законных способов расторгнуть помолвку.
— Будь я на вашем месте, — возмущенно промолвила
она, — я попыталась бы прибегнуть к доброте, а не к жестокости во время ваших
допросов. Доброта помогла бы вам быстрее выудить из меня необходимые сведения.
Вы, конечно, можете мне сказать, что спать в одной комнате с трупом мне не
придется… — Она устало махнула рукой в сторону лаборатории.
Йен был в замешательстве. Не в силах сдвинуться с места,
граф молча смотрел на нее, а Бьянка, в свою очередь, не сводила с него взгляда.
Через мгновение в другой части палаццо раздался бой часов. Глядя на Йена,
прислушивающегося к мелодичному звону, Бьянка была поражена его неземной
красотой. Она невольно улыбнулась ему, и вдруг — о чудо! — граф улыбнулся
ей в ответ.
— Как красиво! — зачарованно прошептала она.
— Очень, — эхом отозвался Йен, довольно
вздыхая. — Часы делает мой кузен Майлз. Он лучший часовой мастер в Италии,
я готов утверждать это, но Майлз изготавливает часы только для меня.
Бьянка на мгновение задумалась, спрашивая себя, стоит ли
сказать графу, что ее сердце забилось с бешеной скоростью от его улыбки, а
вовсе не от звона часов.
— Вам повезло, — наконец заметила она. — Я бы
хотела с ним познакомиться.
Йен резко отодвинулся от нее, словно только сейчас заметил,
что они находились в компрометирующей близости.
— Это не исключено, но лишь после того, как мы с вами
потолкуем о подробностях убийства. — Его голос обрел обычное,
металлическое звучание.
Граф вдруг подумал, что жить с этой женщиной под одной
крышей гораздо сложнее, чем ему казалось раньше. Он должен постоянно следить за
собой. Быть сдержанным и холодным. Не давать ей манипулировать им.
— До тех пор пока вы не скажете мне то, что я хочу
знать, — заявил он, — вы ни с кем не будете видеться. Разумеется,
кроме ваших компаньонов. Можете разговаривать с ними столько, сколько вам
заблагорассудится, но имейте в виду, что они будут передавать мне содержание
всех ваших разговоров, — предупредил Йен.
— Жду не дождусь, когда вы познакомите меня с этими
ведьмами. А спать я, надо полагать, буду в тюрьме? — Смущенная резким
изменением в поведении Йена, Бьянка попыталась говорить в тон его холодной
сдержанности.
— Разумеется, — кивнул он. — Где же еще спать
убийце?
Бьянке показалось, что уголок рта графа чуть дрогнул, но она
решила оставаться сдержанной. Они спустились вниз еще на один лестничный
пролет. А потом молча прошли по двум бальным залам, прежде чем граф остановил
ее у темно-синей двери.
— Франческо и Роберто велели мне поселить вас
здесь, — сообщил он девушке. — Это не самые дорогие комнаты, но они
выбрали именно их.
— Франческо и Роберто? — Бьянка вопросительно
посмотрела на него.
— Те самые старые ведьмы, — пояснил Йен. —
Мои дядюшки. А их покои — вон там.
Бьянка усмехнулась:
— Вместо того чтобы защищать меня от вас, им бы стоило
защитить вас от меня.
— Да уж, ведь именно от вас исходит опасность, —
кивнув, тихо проговорил Йен, а в голове его мелькнула мысль о том, что Бьянка
даже не представляет, что попала в самую точку со своим замечанием.
Скорчив раздраженную гримасу, Йен отворил дверь в темницу
Бьянки. Оказавшись вовсе не в тюрьме, а в самых очаровательных покоях, в каких
ей только доводилось бывать, девушка не смогла сдержать восхищенного
восклицания. Стены первой комнаты были расписаны фресками с изображениями
женщин в национальных костюмах. Это были женщины-воины в металлических
доспехах, римлянки в длинных платьях, обнаженные женщины, прелести которых
художник целомудренно прикрыл то листочками, то цветами. Йен едва смог увести
Бьянку из гостиной в главную комнату отведенных ей покоев. Здесь большая
кровать, накрытая синим бархатным покрывалом, красовалась в окружении изображенных
на фресках богинь. Бьянка была так поражена красотой картин, мебели и стоявшего
подле нее мужчины, что даже не подумала о том, что негоже им находиться наедине
в спальне. Нежно прикоснувшись к руке Йена, она прошептала:
