– Я... я имел счастье... быть пре... представленным мисс Кэмпбелл... Это... это сделал господин Бюто, – бормотал он. – И я... я показываю наши... сокровища...
– Не смущайтесь, старина! – ласково улыбнулся ему Альдо. – Вы очень хорошо сделали, что развлекли нашу гостью.
– Это же настоящая пещера Али-Бабы, дорогой князь! – воскликнула Анелька, отставляя кубок. – Не хватает только драгоценных камней! Где же вы их прячете?
– В самом тайном месте. Когда собираюсь продавать их, само собой разумеется. А сейчас у меня ничего такого на продажу нет.
– Но... говорят, вы коллекционер. Значит, у вас есть коллекция? Вы мне ее покажете?
И тон, и улыбка Анельки были одинаково вызывающими, и Альдо стало не по себе от этого ее внезапного интереса к тому, что для него, как и для других ценителей, было неприкосновенной святыней. Он вспомнил, что прелестное создание – дочь графа Солманского, человека, которого он имел все основания подозревать в соучастии в убийстве его матери, княгини Изабеллы, совершенном ради того, чтобы завладеть звездообразным сапфиром из старинного нагрудника Первосвященника Иерусалимского храма.
– Мало ли что говорят! – непринужденно бросил он. – Пора идти к столу, Чечина не выносит, когда ее кушанья перестаивают.
– Тогда не станем заставлять ее ждать. Вы мне все покажете после обеда.
– К моему большому сожалению, у нас не будет времени. Мне нужно отвести вас в дом Моретти, где вам приготовлена уютная квартирка. А потом я уеду, как уже говорил вам, мисс Кэмпбелл.
– Как? Уже? Но вы ведь только что приехали!
– Действительно, но сегодня четверг, и Восточный экспресс на Париж уходит в четверть шестого.
– Ах, значит, вы едете в Париж?
– Заеду ненадолго. Дело, которое я бросил, призывает меня в иные края.
Молодая женщина была явно разочарована. Юный Пизани заметил это. И, движимый лучшими побуждениями, бросился утешать красавицу, попавшую в беду:
– Если вы боитесь заскучать в отсутствие князя, мисс Кэмпбелл, я в вашем распоряжении... конечно, в свободное от работы время, – уточнил он, бросив обеспокоенный взгляд на хозяина. – Мне только в радость показать вам Венецию. Я ее знаю лучше, чем любой гид!
Анелька, лучезарно улыбаясь, протянула ему руку, чем снова вогнала юношу в краску: – Как вы милы! Будьте уверены, я позову вас! Морозини пожалел, что юный Пизани не задержался в замке Стра дня на два – на три. Ясно как божий день, что этот птенчик вот-вот по уши влюбится в «мисс Кэмпбелл», а это ни к чему. В недовольстве Альдо не было и тени ревности. Он думал только о том, что, пускаясь в это опасное плавание, бедный мальчишка может сильно пострадать, а Альдо успел крепко привязаться к своему молодому секретарю.
Когда они мыли руки перед обедом, Ги Бюто, слышавший конец разговора в магазине, спросил:
– Разве вы не возвращаетесь в Вену?
– Во-первых, мне нужно не в Вену, а в Зальцбург, а во-вторых, у меня веская причина побывать в Париже: мне хотелось бы узнать, нет ли там новостей от Адальбера – его молчание очень беспокоит меня. Крюк не так уж велик – в Париже я смогу пересесть в экспресс Швейцария – Арльберг – Вена
[4]
, который доставит меня в гости к Моцарту с наивысшим комфортом. Но я предпочел бы не говорить об этом за столом.
Обед закончился быстро благодаря проворству Чечины, спешившей поскорее избавиться от чересчур красивой самозванки, и Альдо отвез Анельку к Анне-Марии, где мисс Кэмпбелл объявила, что очарована как обстановкой, так и приемом, затем вернулся домой уладить два-три дела со своими сотрудниками, и, наконец, Циан отвез его на вокзал Санта-Лючия. Морозини еще успел купить несколько газет в дорогу – до отправления поезда оставалось около четверти часа.
Контролеру спального вагона удалось устроить его в одноместном купе, и Альдо вздохнул с облегчением. Слава богу, пробыв в Венеции всего лишь день, он сумел так удачно решить столь деликатный вопрос. Конечно, лишь на время. Морозини охотно употреблял к случаю старинную поговорку «на каждый день забот хватит» – он был доволен, что сбросил с плеч хотя бы этот груз и может теперь полностью посвятить себя поискам дамы в черной кружевной маске...
Альдо устроился поудобнее и развернул одну из иностранных газет. Заголовок первой полосы сразу же бросился в глаза. «Кража из Лондонского Тауэра... Драгоценности короны в опасности. Взволнована вся Англия».
Журналисты больше всего удивлялись тому, что грабители покусились всего на одну драгоценность. Однако легкость, с какой удалось осуществить дерзко задуманное преступление, заставляла ставить вопрос о надежности системы охраны британской сокровищницы. Хранители музея, так много писавшие в последние месяцы о «Розе Иорков», поместили камень в отдельную витрину, и, по-видимому, она была не слишком хорошо защищена. Впрочем, кто бы мог вообразить, что ворам приглянется именно этот старый алмаз, совсем не такой сверкающий, как многие его собратья, когда рядом находились самые крупные из известных в мире бриллиантов? В заключение говорилось, что кражу скорее всего заказал один из многочисленных коллекционеров, разочарованных тем, что правительство его величества вернуло себе исторический алмаз. Разумеется, суперинтенданту Уоррену снова поручили вести дело, уже стоившее ему стольких бессонных ночей.
Дочитав статью, Морозини мысленно послал, дружеский привет птеродактилю – вот ведь не везет человеку! – потом задумался. Кто мог пойти на такой риск – ведь это на самом деле опасно! – ради проклятого камня... или, вернее, его точной копии? Леди Мэри покоилась ныне в шотландской усыпальнице Килрененов, ее супруг коротал дни под строгим наблюдением врачей психиатрической больницы. Уж не Солманский ли, отец Анельки, заклятый враг Симона Аронова, готовый на все, чтобы присвоить нагрудник, сапфиром из которого он, по его мнению, владеет?
[5]
И правда, не исключено, что эта наглая кража – его рук дело... Разве не говорила Анелька, что он «часто ездит по своим делам»? Или, может быть, какой-то коллекционер, далекий от всей этой суеты, но имеющий достаточно средств, чтобы нанять ловкого вора? Но, как бы то ни было, подлинный алмаз уже возвратился туда, где ему надлежало быть, а что станется с «дублером», Морозини ни в коей мере не интересовало. В эту минуту в коридоре послышался звонок, приглашающий к столу первую смену, и Альдо, небрежно сложив газету, взял ее под мышку и отправился ужинать...
4
В КОТОРОЙ МОРОЗИНИ СОВЕРШАЕТ ОПЛОШНОСТЬ
Три дня спустя Альдо вышел из поезда, прибывшего в Зальцбург, в весьма угрюмом настроении. Он не любил терять время, а его поездка в Париж свелась к сплошному размышлению в полном одиночестве. Ему так и не удалось узнать, что же случилось с Адальбером Видаль-Пеликорном.
