К Осману приблизился Хасан бен Надир с кобылицей эмира на поводе. Не выпуская из правой руки меча, Аталан ухватился левой за гриву и вскочил в седло.
– Гнаться за зверем не стоит, – сказал он.
Аггагиры знали: на бегу сердце слона мощным насосом выкачает из перерезанных артерий всю кровь и самое большее через милю животное упадет. Они вернутся за добычей позже. Приподнявшись в стременах, Осман направил кобылу по следу двух других животных. Судя по вмятинам, те устремились в сторону холмов, где пути их разошлись. Один свернул на юг, к лесу, другой же тяжелым галопом продвигался вверх по склонам. Поскольку определить, кто из них крупнее, не представлялось возможным, Аталан принял единственно верное решение.
Повинуясь взмаху его меча, аггагиры разделились на две группы. Человек пять поскакали к холмам, оставшихся эмир повел за собой. Поднятая слоном пыль безошибочно указывала преследователям путь. Когда Хулумайя стрелой промчала всадника чуть более мили, ярдах в четырехстах от себя Осман увидел темную тушу, напоминавшую в зеленых зарослях резвящегося на волнах кита. Теперь добыча была рядом, и эмир осадил лошадь, чтобы та приберегла силы для последней схватки. Расстояние между аггагирами и слоном медленно сокращалось.
В скором времени о щит эмира застучали мелкие камешки, вылетавшие из-под ног животного. Чуть смежив веки, Осман еще ближе подобрался к слону. Почуяв человека, тот развернулся со скоростью, которой нельзя было и предположить в таком, казалось бы, неуклюжем создании природы. Всадники мгновенно рассыпались, но один из аггагиров замешкался. В следующую секунду тело его, обвитое слоновьим хоботом, вылетело из седла. Выпавший из руки меч сверкнул в воздухе и вонзился в землю, покачиваясь подобно стрелке метронома. Слон шагнул к ближайшей пальме, хобот его взвился и впечатал человека в ствол дерева. Удар был такой силы, что с плеч несчастного сорвалась голова; в дикой ярости животное растоптало изуродованное тело ногами.
Осман дернул поводья. Хотя грива кобылы встала дыбом от ужаса, лошадь покорилась воле всадника. Проскакав ярдах в двадцати от хобота, эмир прокричал:
– Ха! Ха! Ну давай же, порождение сатаны! Возьми меня, посланец преисподней!
Поддев бесформенную груду человеческих останков бивнем, слон повернулся к новому противнику и тряхнул головой. То, что минуту назад было телом аггагира, упало на землю, и животное бросилось в сторону Аталана.
Хулумайя резко отпрянула, понеслась прочь, но эмир тут же успокоил кобылу:
– Не пугайся, моя красавица. Нам нужно измотать этого шайтана.
Топоча, словно эскадрон тяжелой кавалерии, слон приближался. Осман сдавил коленями круп лошади, и та полетела птицей. Расстояние не больше протянутой руки, отделявшее ее хвост от кончика слоновьего хобота, начало увеличиваться. Слон еще прибавил скорости, однако наездник вновь послал Хулумайю вперед. Склонившись к уху кобылы, Аталан прошептал:
– Так, малышка, так! Еще немного, они уже рядом!
И скосил глаз: за спиной в облаке поднятой слоном пыли мчались аггагиры. Эмир сознательно делал себя приманкой, чтобы позволить своим людям догнать слона и нанести ему решающий удар. Разъяренный тем, что враг ускользает, слон не замечал ничего вокруг. Краем глаза Аталан увидел, как Хасан бен Надир выпрыгнул из седла почти вплотную к опустившейся рядом с ним задней ноге гиганта и ловко, не выпуская из рук поводьев, перекувырнулся через голову. В этот момент слон перенес тяжесть тела на переднюю ногу, сухожилие задней ослабло под серой шкурой. Неуловимым движением Хасан выхватил из ножен меч; сверкнувшая на солнце сталь рассекла заднюю ногу животного до самой кости. В то же мгновение охотник вновь вскочил в седло, а умный конь пустился галопом. Хватило всего трех скачков, чтобы наездник оказался на безопасном расстоянии от хобота и бивней слона.
Когда раненый гигант попытался сделать следующий шаг, лишенный поддержки сухожилия сустав не выдержал и сломался. В отличие от многих других четвероногих бежать на трех ногах слоны не могут. С ревом, полным боли и ярости, обреченное животное рухнуло на землю. Наблюдавший за этим эмир развернул Хулумайю, заставив кобылу приблизиться к дергавшемуся хоботу. Слон вскочил было, но лишь затем, чтобы грузной тушей в ту же секунду тяжело осесть на твердую почву.
Тем временем Хасан сделал круг и спешился у хвоста. Зверь бился в агонии. Выждав момент, когда слон попробовал опереться на неповрежденную заднюю конечность, бен Надир ударом меча перерезал его подколенную мышцу. Серая гора беспомощно распласталась на земле: теперь единственной опорой животного остались бивни. От жуткого стона, казалось, дрогнули небеса.
Отвернувшись от поверженного противника, Хасан неторопливо направился к лошади. Эмир выпрыгнул из седла и крепко обнял смельчака.
– Вот настоящий мужчина! – рассмеялся он. – С сегодняшнего дня мы братья, Хасан!
– Эта честь слишком высока для меня, – прошептал бен Надир, опустившись на колени. – Я навсегда останусь вашим рабом, мой повелитель.
Отведя коней в тень и напоив их водой из бурдюков, они молча следили, как вместе с кровью из туши вытекает жизнь. Земля вокруг превратилась в бурое месиво. Было ясно, что агония продлится недолго. Вот могучие легкие опали, глотка исторгла последний стон, и животное завалилось на бок.
– Через пять дней, бен Надир, вернешься сюда с пятьюдесятью воинами, чтобы забрать бивни. – Осман Аталан похлопал ладонью по желтовато-белому костяному выросту.
За это время хрящи, удерживавшие бивень, размягчатся под действием разложения и позволят извлечь драгоценный материал без помощи топоров – один неосторожный удар мог испортить богатую добычу.
Оседлав коней, они по собственным следам направились к месту схватки Аталана с первым слоном. Отыскать его не представляло особого труда: кровь из чудовищной раны хлестала потоком.
Когда позади осталось около лиги, эмир вдруг вскинул правую руку и прислушался. Из-за гряды невысоких холмов, за которой скрылась первая группа аггагиров, доносились тревожные звуки. Опытный охотник распознал бы их без ошибки: так кричит разъяренный слон, не успевший еще получить серьезной раны.
– Похоже, аль-Нур сплоховал, – бросил Осман Аталан. – Нужно спешить на выручку.
Охотники устремились вверх по склону холма. Когда гребень его остался позади, звуки стали отчетливее. Проскакав около трехсот ярдов, Аталан увидел труп лошади: животное лежало, настигнутое ударом слоновьего хобота. Крупом лошадь придавила аггагира – тот тоже был мертв. Чуть дальше на земле распростерлись неподвижные тела еще двух мужчин. Перед глазами эмира встала четкая картина происшедшего: зацепившись за острые колючки киттара, первый упал с коня, а второй, приходившийся ему родным братом, кинулся на помощь. Слон растоптал обоих. Братья погибли бок о бок, как и жили; слившаяся кровь объединила их и после смерти. Потеряв всадников, кони разбежались.
Внезапно из густых зарослей киттара раздался леденящий душу рев. Аггагиры развернули своих скакунов и галопом помчались в высокий кустарник. Спустя мгновение навстречу им вылетел аль-Нур, его покрытый клочьями пены серый жеребец едва держался на ногах. Наездник был почти обнажен: джиббу сорвали колючки, тело испещрили глубокие, кровоточащие царапины, какие вполне могла бы оставить когтистая лапа свирепого хищника. Усталый конь почти ничего не видел. Копыто передней ноги провалилось в нору муравьеда, и жеребец, споткнувшись, чуть было не упал. Резкий толчок выбросил аль-Нура из седла. Даже не почувствовав этого, конь пронесся мимо и оказался на пути выступившего из зарослей слона. Это был тот самый патриарх, следы которого так поразили аггагиров. По его правой задней ноге обильно струилась кровь, но рана была нанесена слишком высоко, чтобы перерезать сухожилие. Неточный удар аль-Нура пришелся в мышцу и лишь еще более разъярил слона. Животное резко дернуло головой, освобождая бивни от болтающихся на них жестких плетей киттара. У основания они толщиной превосходили женское бедро.
