– Здорово придумал, – фыркнул он и соорудил аккуратную упаковку из мяса мурены и гелигнитовой шашки с торчащим из нее изолированным медным проводом.
– Подсоединяй! – велел я, передавая ему конец длинного, смотанного кольцами провода.
– Сделано, – ухмыльнулся Чабби.
Я подбросил угощение на пути кружившей вокруг лодки рыбы.
Акула стремглав бросилась к подачке, и над поверхностью показалась блестящая синяя спина. Провод немедленно потащило через борт в воду, мне оставалось только его вытравливать.
– Пусть проглотит хорошенько, – решил я.
Чабби ликующе закивал головой.
Рыба вышла на поверхность и сделала еще один круг с волочащимся из угла пасти медным проводом.
– Хорош, Чабби, взрывай стерву к чертовой матери!
Чабби крутанул переключатель – футов на пятьдесят в воздух взмыл фонтан из розовой акульей крови, бледной плоти и фиолетового содержимого брюшной полости, забрызгав заводь и вельбот. Изуродованная взрывом окровавленная туша, покачавшись на волнах, перевернулась вокруг своей оси и пошла ко дну.
– Бай-бай, уродина, – улюлюкал Анджело.
Чабби блаженно улыбался.
Океанский прибой перехлестывал через рифовый барьер.
– Пора домой, – сказал я, боясь, что меня вот-вот стошнит.
Тем не менее виски «Чивас ригал», пусть даже выпитый из эмалированной кружки, чудесным образом справился с недомоганием.
Много позже, в пещере, Шерри сказала:
– Ждешь, что я буду благодарить за то, что спас мне жизнь, и нести всякую чушь?
Я улыбнулся и обнял ее.
– Совсем нет, милая, лучше покажи, как ты мне признательна.
Так она и сделала. В ту ночь, истомленный телом и духом, я спал как убитый и дурные сны обходили меня стороной.
Все мы испытывали суеверный страх перед Пушечным проломом. Складывалось впечатление, что череда несчастий и неудач случилась по чьей-то злой воле. С каждым возвращением заводь встречала нас все более неприветливо, источая угрозу, казалось, сгущавшуюся в воздухе.
– Можно подумать, духи убитых могольских раджей отправились вслед за сокровищем, чтобы его охранять… – натянуто засмеялась Шерри. – Что, если они вселились в белых акул, которых мы вчера убили?
Чабби и Анджело переглянулись. Даже в ярких солнечных лучах погожего утра коричневая физиономия Чабби стала землистой, словно после дюжины несвежих устриц на завтрак. Он незаметно скрестил пальцы.
– Мисс Шерри! Никогда больше не говорите такого, – сурово попенял Анджело. Его предплечья покрылись гусиной кожей – как и Чабби, ему уже мерещились привидения.
– И правда, прекрати, – присоединился я.
– Я пошутила, – отбивалась Шерри.
– Ничего себе шутки! – не выдержал я. – И без того тошно.
Мы молчали, пока вельбот не занял свое место у рифа. По выражениям лиц всех троих было ясно: боевой дух им изменяет.
– Спущусь один, – объявил я.
Мои слова были встречены с облегчением.
– Я с тобой, – неохотно вызвалась Шерри.
– Хорошо, но позже. Сначала проверю, нет ли акул, и соберу брошенное вчера снаряжение.
Минут пять я оставался под лодкой, вглядываясь в глубину, а потом, работая ластами, начал спуск.
В нижних слоях воды было холодно и жутковато, зато ночной отлив очистил заводь, унеся в открытое море дохлятину и кровь, привлекшие акул накануне. Не обнаружив ни останков белых гигантов, ни другой рыбы, кроме обычных разнообразных обитателей кораллового дна, я по металлическому блеску отыскал копье, забрал оставленные в амбразуре акваланги и поврежденный дыхательный клапан.
Услышав, что в заводи все спокойно, экипаж впервые за весь день позволил себе улыбнуться. Я решил воспользоваться благоприятным моментом.
– Сегодня проникнем в трюм.
– Сквозь корпус? – уточнил Чабби.
– Была у меня такая мысль, но там без пары мощных зарядов не обойтись. Лучше через пассажирскую палубу. – Я набросал план затонувшей половины судна. – Груз сместился и лежит навалом прямо за переборкой. Если ее взломать, то можно постепенно, по ящику, перетаскивать.
– До амбразуры оттуда не близко. – Чабби приподнял фуражку и поскреб лысую голову.
– Сооружу небольшие тали у лестницы на батарейную палубу и у амбразуры.
– Это ж сколько работы!
– Как только ты со мной согласишься, сразу заподозрю неладное.
– Ничего плохого я не говорил, – обиделся Чабби. – Сказал, что много работы, всего-навсего. Ты кого к талям поставишь – может, мисс Шерри?
– Нет, конечно. Надо бы кого покрепче. – Я похлопал его по выпирающему твердокаменному животу.
– Так и думал, – приуныл он. – Мне что, сейчас собираться?
– Подожди, сначала мы с Шерри установим заряды. – Хотелось убедиться, что после пережитого у нее не шалят нервы. – Подорвем переборку для доступа в трюм и вернемся. Я не собираюсь работать сразу после взрыва. Пусть отлив очистит заводь от дохлой рыбы, иначе жди повторения вчерашнего.
Мы пролезли в амбразуру. Протянутый накануне через батарейную и пассажирскую палубы нейлоновый трос довел нас до тупиковой переборки, за которой находился носовой трюм.
Шерри светила фонариком, а я коловоротом и буравом, захваченными с поверхности, высверливал в переборке отверстие. Первые полтора дюйма прогнившей древесины дались легко, но когда пошла дубовая обшивка, твердая как железо, без надежной точки опоры работа не ладилась. Сообразив, что так и за неделю не управиться, я закрепил половинки гелигнитовых шашек на шести костылях, забитых молотком по углам и в центре деревянной перемычки. Раз заложить взрывчатку в подготовленные отверстия не удалось, пришлось увеличить мощность заряда в расчете на туннельный эффект и разрушение переборки отраженной ударной волной.
На подготовку к взрыву ушло полчаса, после чего мы с облегчением выбрались из гнетущего замкнутого пространства затонувшего корабля и поднялись на блестевшую серебром поверхность, волоча за собой изолированные провода.
Чабби подорвал заряды. Корпус принял всю силу взрыва на себя, и наверху толчок был почти не заметен.
Домой мы возвращались на подъеме, радуясь перспективе блаженного ничегонеделания в ожидании, пока отлив завершит свою работу.
Днем на южной оконечности острова мы с Шерри устроили пикник с португальским белым вином в оплетенной двухлитровой бутыли и крупными песчаными мидиями. Я обернул моллюсков водорослями, зарыл в песок, а сверху сложил открытый костер из плавника. К заходу солнца бутыль почти опустела, а мидии испеклись. От вина, еды и великолепия заката Шерри Норт растаяла, большие синие глаза затуманились, и, когда показалась круглая желтая луна – покровительница влюбленных, мы по мокрому песку босиком пошли домой.
