Спуск пошел быстрее, и благословенное облегчение не заставило себя ждать. Отчаяние отступило, вернулись мужество и уверенность. В случае чего воздух и оружие давали надежду победить.
На глубине девяноста футов отчетливо показалось дно и воздушные пузырьки Шерри, поднимавшиеся из серовато-синей глубины, – это зрелище меня воодушевило. Она еще дышала, а со мной были два полных баллона сжатого воздуха. Осталось доставить по назначению.
Один из жирных, уродливых альбакоров заметил меня и направился в мою сторону. Ненасытное создание, даром что с набитой утробой, надвигалось с жуткой ухмылкой, поводя широким хвостом.
Отступив, я повис в воде спиной к рифу, лицом к хищнице, выставив перед собой копье со взрывным наконечником и перебирая ластами, чтобы быть наготове. От таблеток репеллента потянулись шлейфы ярко-синего красителя, окутав меня дымящимся облаком. Акула пошла в атаку, я направил копье точно ей в морду, но, придя в соприкосновение с синим облаком, ошеломленная и испуганная рыба метнулась прочь – уксуснокислая медь обожгла глаза и жабры.
«Видал, Чабби Эндрюс? – подумал я. – Сработало!»
От верхушек бамбукового леса до Шерри оставалось футов тридцать – она сжалась в амбразуре, наблюдая за мной. Ее баллоны опустели, она использовала мои, но, судя по величине и количеству поднимающихся пузырьков, воздуха оставалось на секунды.
Я оторвался от клифа, однако Шерри неистово замахала руками, заставив меня обернуться. Белая смерть приближалась, как длинная синяя торпеда, задевая брюхом верхушки бамбука. Из угла челюстей свисал рваный кусок плоти. Широченная пасть распахнулась, заглатывая лакомство, показались ряды белых треугольных клыков. Я откинулся назад и забил ластами по воде, выпустив густую завесу синего дыма между акулой и собой.
Стрелой пролетев последние несколько ярдов, акула напоролась на репеллент, отклонилась от курса и ушла в сторону.
Я попал под тяжелый удар хвоста, пару раз перевернулся и потерял способность ориентироваться. Когда я пришел в себя и, еще плохо соображая, огляделся, белая смерть описывала вокруг меня круги.
С расстояния сорок футов распаленному воображению акула казалась длинной, как линкор, синей и беспредельной, как летнее небо. Не верилось, что эти хищники достигают вдвое больших размеров, так что мне угрожал детеныш – и на том спасибо. Впрочем, рядом с ним тонкое стальное копье – моя главная надежда – выглядело игрушкой.
Акула изучала обстановку холодным желтым глазом, сардонически подмигивала бледной перепонкой и однажды конвульсивно разинула пасть, словно ей не терпелось попробовать меня на вкус. Она быстро, без усилий скользила по кругу – я же, оставаясь в центре, вертелся на месте, бешено работая ластами, стараясь не терять ее из виду. Запасной акваланг я отцепил от пояса и накинул на левое плечо, как щит римского легионера, а копье зажал под мышкой, направив наконечник на кружащее чудовище.
Приток адреналина разогрел кровь, подстегнул мышцы и обострил чувства – невероятно приятное ощущение в минуты близкой опасности и сильного страха, которое может превратиться в постоянную потребность.
Память сохранила мельчайшие детали облика белой смерти – от пульсирующих жабр за головой до рыбок-прилипал, присосавшихся к огромному белоснежному брюху. Если рыбе такой величины попасть взрывным наконечником в рыло, она только придет в бешенство. Единственный шанс – целиться в мозг.
Голод и злость пересилили отвращение акулы к синей дымке репеллента. Быстрыми взмахами напружинившегося хвоста она резко набрала скорость, разорвала круг и бросилась на меня. Я сгруппировался и прикрылся запасным аквалангом. Разверстая пасть, окаймленная клиновидными клыками, оказалась совсем рядом, и я, точно в яму, зашвырнул туда сдвоенные воздушные баллоны акваланга.
Акула захлопнула челюсти. Взбудораженная ее нападением вода отнесла меня футов на двадцать в сторону. Белая смерть грызла стальные баллоны – так щенок жует шлепанцы. Акула дергала головой – инстинктивное движение, вырывающее куски мяса из тела жертвы, – но на окрашенном металле оставались лишь глубокие царапины.
Пришла пора использовать мой единственный шанс. С силой оттолкнувшись ластами, я взмыл над широкой синей спиной, задел высокий плавник, потом опустился, завис в мертвом пространстве вне поля зрения рыбы и, как летчик-истребитель, атаковал с высоты и с тыла. Наконечник копья уперся в выпуклый синий череп – точно между безжалостных желтых глаз, – и я нажал спусковой крючок с пружинной фиксацией.
Заряд рванул так, что заложило уши; копье едва не вылетело из рук.
Акула вздыбилась, словно испуганная лошадь. Толчок отбросил меня в сторону. Чудовище будто свихнулось и впало в неистовство, мышцы под гладкой кожей сокращались и дергались, повинуясь беспорядочным импульсам, которые посылал поврежденный мозг. Акула крутилась веретеном, ныряла, каталась на спине, билась мордой о каменистое дно, стояла на хвосте и бесцельно выписывала зигзаги в бледно-голубой воде заводи.
Не сводя с нее глаз и держась на почтительном расстоянии, я свинтил взорванный наконечник и заменил новым.
Белая смерть все еще сжимала в челюстях предназначенный Шерри запас воздуха. Я осторожно следил за непредсказуемыми кульбитами. Акула на мгновение замерла, повиснув носом вниз. Я подплыл к ней, прижал заряд к хрящевому своду черепа – так, чтобы вся сила взрыва пришлась на крохотный мозг, – и спустил курок.
Акула на мгновение застыла, а потом стала медленно опускаться на дно. Я стрелой бросился вперед и вырвал из челюстей попорченное снаряжение. От воздушных шлангов остались клочья, но исцарапанные баллоны не пострадали от грозных акульих зубов.
Из амбразуры на затонувшем корабле больше не поднимались пузырьки воздуха. Второй акваланг с пустыми баллонами валялся на дне. Шерри медленно умирала, и даже угроза мучительной смерти от удушья не заставила ее пойти на самоубийственную попытку подняться на поверхность. Она дожидалась моего возвращения, медленно погибая, но продолжая в меня верить.
Опустившись рядом, я передал Шерри свой загубник. Движения ее были заторможены и нескоординированы: трубка выскользнула из рук, воздух потоком уходил в воду. Я вставил загубник ей в рот, придержал рукой и опустился пониже, чтобы воздух поступал без помех.
Шерри начала дышать – грудь поднималась и опадала, живительный кислород поступал в легкие, и почти немедленно силы и воля стали к ней возвращаться. Успокоившись, я заменил дыхательный клапан, поврежденный акулой, – снял целый с одного из аквалангов, в которых кончился воздух. Через полминуты я закрепил баллоны на спине Шерри и вернул свой загубник.
Теперь нам хватало воздуха для медленной декомпрессии при подъеме на поверхность. Я встал на колени и заглянул Шерри в лицо. Улыбаться с загубником во рту сложно – она показала мне большой палец, я ответил тем же. На всякий случай я сменил использованный наконечник копья на новый – из патронташа на бедре – и, не вылезая из спасительной амбразуры, оглядел заводь.
Акулы подъели дохлую рыбу и, похоже, разбрелись. Несколько мерзких силуэтов все еще рыскали в грязной воде, лениво вынюхивая добычу.
