Воздух в палате был свеж и прохладен, из окна открывался вид на зеленые лужайки и росшие невдалеке высокие баньяновые деревья с темной листвой; за ними – зубцы массивных каменных стен форта с установленной на парапете пушкой. К столу подавали много рыбы и фруктов, а с сестрой Мей мы понемногу становились добрыми, можно сказать, близкими друзьями. Она тайком пронесла в больницу бутылку «Чивас ригал», и мы прятали виски под кроватью, в подкладном судне. От нее я узнал, что груз, доставленный «Морской плясуньей» в Гранд-Харбор, поставил весь остров с ног на голову и что Мейтерсона с Гатри похоронили на следующий день на старом кладбище – в этих широтах трупы долгого хранения не выдерживают.
За прошедшие три дня я принял решение: то, что лежит на дне у острова Большой Чайки, до поры до времени там и останется. Немало глаз будет за мной следить. Кто, почему – неизвестно. Положение у меня крайне невыгодное. Лучше залечь и не высовываться, пока не разберусь, откуда ждать пули. Не нравилась мне игра втемную. Сдали бы карты – знал бы, что делать.
А еще я часто вспоминал Джимми – всякий раз с горечью, хотя он мне никто, да и знакомы мы были всего ничего. Моя слабость – слишком легко к людям привязываюсь. Приходится быть начеку, не заводить лишних знакомств, не совать нос в чужие дела. За долгие годы я этому неплохо научился, и редко кто задевал меня за живое, как Джимми Норт.
На третий день боль поутихла, и силы стали возвращаться. Я мог сесть в постели без чужой помощи.
Судебное расследование провели в больничной палате. На закрытом заседании присутствовали одни главы местной законодательной, судебной и исполнительной ветвей власти. Председательствовал сам президент, как всегда, весь в черном, если не считать свежей белой рубашки да венчика белых, как снег, волос вокруг лысины. Помогал судья Харкнесс – высокий, худой, загорелый до черноты. Инспектор Дейли представлял власть исполнительную.
Президента, считавшего меня своим, больше всего заботили мое здоровье и условия содержания в больнице.
– Ни в коем случае не утомляйте себя, мистер Гарри. Понадобится что-нибудь – не стесняйтесь, договорились? Мы здесь, чтобы выслушать вашу версию происшедшего. Не беспокойтесь, вам ничего не угрожает.
Инспектор Дейли заметно огорчился, видя, что обвиняемый признан невиновным до начала суда.
Я повторил свой рассказ, а президент вставлял предупредительные или доброжелательные замечания всякий раз, когда я останавливался перевести дух. Наконец он с изумлением покачал головой:
– Должен сказать, мистер Гарри, не много найдется людей, у которых достанет силы и мужества противостоять двум гангстерам. Не так ли, господа?
Судья Харкнесс охотно согласился, инспектор Дейли промолчал.
– А ведь это самые настоящие гангстеры, – продолжил Биддл. – Мы отправили отпечатки пальцев в Лондон и сегодня узнали, что они приехали сюда под чужими именами. На обоих заведены уголовные досье в Скотланд-Ярде. – Президент посмотрел на судью Харкнесса. – У вас есть вопросы, судья?
– Никаких, господин президент.
– Прекрасно. – Биддл довольно кивнул. – У вас, инспектор?
Дейли достал машинописный листок. Президент не пытался скрыть раздражение.
– Мистер Флетчер нездоров, инспектор. Надеюсь, ваши вопросы действительно важны.
Инспектор Дейли смешался. Президент не стал церемониться:
– Что ж, значит, пришли к единому мнению – смерть наступила в результате несчастного случая. Мистер Флетчер действовал в целях самозащиты, что ненаказуемо, и обвинение в совершении уголовного преступления предъявлено не будет. – Президент повернулся к сидевшему в углу стенографисту: – Все ясно? Отпечатайте и пришлите копию мне на подпись. – Он подошел к моей кровати. – Быстрее выздоравливайте, мистер Гарри. Как только поправитесь, милости прошу на обед в мою резиденцию. Секретарь передаст официальное приглашение. Я бы еще раз хотел вас послушать.
Если доведется снова предстать перед судом, что не исключено, я надеюсь на такой же вердикт. Признание меня невиновным открыло посетителям доступ в палату.
Пришли Чабби с супругой, оба при полном параде, с моим любимым банановым пирогом, испеченным по такому случаю. Чабби раздирали противоположные чувства – он радовался, что я уцелел, но не мог простить, что не уберег «Морскую плясунью».
– Палубу вовек не отскрести – кровью насквозь пропиталась, – отчитывал он меня, хмуро глядя из-под насупленных бровей. – Чертов карабин каютную переборку напрочь порушил. Мы с Анджело третий день не разгибаемся, а конца не видать.
– Прости, Чабби, в другой раз захочется кого пристрелить, попрошу, чтобы у борта выстроились. – Я знал, он не успокоится, пока переборка не станет как новая.
– Тебя вообще-то когда ждать прикажешь? Крупная рыба в проливе так и ходит.
– Скоро уже, от силы через неделю.
Чабби засопел.
– Слыхал я, Фред Коукер разослал телеграммы всем твоим клиентам до конца сезона: мол, сильно ранен и обслужить не сможет. А заказы передал мистеру Коулмену.
Тут я взорвался:
– Скажи Коукеру, пусть тащит сюда свою черную задницу, да поживей!
Дик Коулмен заключил сделку с отелем «Хилтон». Те оплатили покупку двух больших лодок для спортивной рыбалки, а Коулмен на стороне нанял пару шкиперов. Рыбу ловить они не умели, и с заказами у Дика не ладилось. Я догадывался, что Фред неплохо подзаработал, отдав мою клиентуру. На следующее утро явился Коукер.
– Мистер Гарри, доктор Макнаб сказал, вы на целый сезон выбыли. Не мог же я заказчиков подвести – прилетят за шесть тысяч миль, а шкипер на больничной койке. Мне о своей репутации думать приходится.
– Ваша репутация, мистер Коукер, воняет не лучше мертвяков, что в задней комнате спрятаны.
Фред вежливо улыбнулся, поблескивая очками в золотой оправе. Конечно, он был прав – не скоро смогу я отправиться на «Плясунье» за большой рыбой.
– Не стоит так переживать, мистер Гарри. Как только вам полегчает, я найду выгодных фрахтовщиков, в обиде не останетесь.
Ну да, снова темные ночные дела, где ему причитается до семисот пятидесяти долларов комиссионных с рейса. Даже в своем жалком состоянии я бы мог с ними справиться – там только штурвал крути, если, конечно, не нарвешься на неприятности.
– Забудьте, мистер Коукер. Я же говорил – кроме рыбалки, ничем больше не занимаюсь.
Он с улыбкой кивнул и продолжил, будто не слышал:
– Старые знакомые очень вами интересуются.
– Что у них – «тела» или «ящики»? – не удержался я. Если «тела» – речь шла о нелегальной эвакуации с африканского континента спасающихся бегством политических деятелей, за которыми по пятам гнались наемные головорезы, или о доставке в Африку амбициозных политиков, замысливших радикальную смену режима; под «ящиками» обычно имелся в виду контрабандный ввоз оружия.
