– Это Государственная опера, – показала Хайди в боковое окно. – Здание было построено в 1741-м…
Ее рассказ был интересным и насыщенным информацией.
– Посмотрите, как приветствуют вас жители Берлина, – воскликнула она с тем веселым, энергичным энтузиазмом, который, казалось, был свойствен всем гражданам национал-социалистической Германии. – Смотрите! Смотрите!
Берлин был городом знамен и вымпелов. На всех общественных зданиях, на всех магазинах, многоквартирных домах и частных особняках висели флаги, тысячи и тысячи свастик и олимпийских колец развевались на ветру.
Когда они приехали в Олимпийскую деревню, в отдельное отведенное для них здание, их ждала почетная охрана из членов гитлерюгенда с горящими факелами, и еще один оркестр на тротуаре грянул национальный гимн – «Голос Южной Африки».
Внутри здания Хайди вручила каждому буклет со множеством цветных купонов, с помощью которых можно было удовлетворить буквально все личные потребности: получить комнату и постель, автобус, который будет увозить их в Олимпийский комплекс и привозить обратно, раздевалку и шкафчик за определенным номером из отведенных для них на стадионе.
– В этом доме у вас будет свой повар и своя столовая. Пищу будут готовить по вашему желанию, с учетом любых возможных диет и вкусов. В любое время к вашим услугам врач и дантист. Стирка и глажка, радио и телефоны, массажист для каждой команды, секретарь с машинкой…
Буквально все было предусмотрено. Всех поразило такое точное и тщательное планирование.
– Пожалуйста, осмотрите свои номера. Ваш багаж уже ждет вас там. Разложите вещи, отдохните. Завтра утром мы едем на автобусную экскурсию по Reichssportfeld – Олимпийскому комплексу. Он расположен в десяти милях отсюда. Отъезд сразу после завтрака, в восемь тридцать. А тем временем, если вам что-нибудь нужно – что бы то ни было, – обращайтесь ко мне.
– Я знаю, о чем бы попросил ее, – прошептал один из боксеров легкого веса, и Манфред сжал кулаки от такого нахальства, хотя Хайди этих слов не слышала.
– До завтра, – весело сказала она и отправилась на кухню поговорить с поваром.
– Вот это женщина! – проворчал дядя Тромп. – Слава Богу, на мне одеяние священника, я стар, счастливо женат и глух к искушениям дочерей Евы. – Послышались насмешливые сочувственные возгласы: к этому времени дядя Тромп стал дядей для всех. – Ну хорошо! – Он неожиданно стал строгим. – Беговые туфли, ленивые молодые псы! Всем! Десять миль быстрым бегом до ужина!
Когда они спустились к завтраку, Хайди, веселая, яркая и улыбающаяся, ждала их. Она отвечала на вопросы, раздавала почту из дома, быстро и без суеты решала десятки мелких проблем, а после еды отвела их на стоянку автобуса.
Большинство спортсменов из разных стран уже приехали, в деревне царило сдержанное возбуждение, мужчины и женщины в спортивных костюмах бегали по улицам, переговаривались на многих языках, по их молодым лицам было видно – они в превосходной физической форме, это сквозило в каждом их движении. Когда приехали на стадион, всех поразили его размеры. Овальную беговую дорожку, поле и трибуны окружало множество спортивных сооружений, залов, крытых бассейнов. Ряды сидений, казалось, уходили в бесконечность, а олимпийский алтарь в дальнем конце с еще не зажженным факелом придавал ощущение религиозной торжественности этому храму, посвященному преклонению перед телом человека.
Им потребовалось целое утро, чтобы все увидеть, и у них возникли сотни вопросов. Хайди отвечала на все, но не раз Манфред обнаруживал, что она идет с ним рядом, а когда они говорили по-немецки, это создавало ощущение интимности, даже в толпе. И это не было плодом его воображения: Рольф тоже заметил особое внимание, проявленное к Манфреду.
– Как тебе понравились уроки немецкого языка? – невинно спросил он за ланчем, а когда Манфред огрызнулся, улыбнулся, нисколько не раскаиваясь.
* * *
Хозяева предоставили им спарринг-партнеров из местных боксерских клубов, и все последующие дни дядя Тромп жестко выводил их на пик формы.
Манфред обрушивался на противников, наносил удары по толстым щиткам на их груди и голове так, что даже с такой защитой никто не выдерживал больше одного-двух раундов, потом сдавался; а когда он возвращался в свой угол и осматривался, то обычно обнаруживал поблизости Хайди Крамер: безупречная шея залита румянцем, странно напряженное выражение невозможно голубых глаз, губы слегка раздвинуты, кончик розового языка просунут между острыми белыми зубами.
Однако лишь на пятый день тренировок он оказался с ней наедине. Манфред только что закончил напряженную тренировку в спортзале, принял душ, переоделся в серые брюки и университетский свитер и вышел через главный вход стадиона. И уже почти дошел до стоянки автобуса, когда Хайди окликнула его и подбежала.
– Я тоже возвращаюсь в деревню. Нужно поговорить с поваром – можно мы поедем вместе в автобусе?
Должно быть, она поджидала Манфреда, и он почувствовал себя польщенным, хотя немного нервничал.
У нее была свободная, размашистая походка, а волосы, когда она поворачивала голову и смотрела на него, взметывались облаком золотого шелка.
– Я наблюдала за полутяжеловесами из других стран и особенно за тобой.
– Да. – Он нахмурился, чтобы скрыть замешательство. – Я тебя видел.
– Тебе некого опасаться, кроме американца.
– Сайруса Ломакса, – кивнул он. – Да, журнал «Ринг» называет его лучшим полутяжеловесом-любителем в мире. Дядя Тромп тоже наблюдал за ним. Он говорит, что Сайрус очень хорош. Очень силен; к тому же он негр, и поэтому голова у него как из прочной слоновой кости.
– Тебе нужно победить только его, чтобы получить золото, – согласилась Хайди. Золото – это слово прозвучало в ее устах музыкой, и сердце у Манфреда забилось чаще. – Тогда я тебя поздравлю.
– Спасибо, Хайди.
– Мой дядя большой поклонник бокса. Он тоже считает, что у тебя есть хорошая возможность победить американского негра. Он очень хотел бы познакомиться с тобой.
– Твой дядя очень любезен.
– Сегодня вечером в его доме небольшой прием. Он просил пригласить тебя.
– Ты знаешь, что это невозможно, – покачал он головой. – Расписание тренировок…
– Мой дядя очень важный и влиятельный человек, – настаивала Хайди, повернув голову и умоляюще улыбаясь. – Прием начнется рано. Обещаю, ты будешь дома еще до девяти. – Она заметила, что Манфред колеблется, и добавила: – Это порадует дядю – и меня.
– У меня тоже есть дядя – дядя Тромп…
– Если я добьюсь разрешения у твоего дяди Тромпа, обещаешь приехать?
В семь вечера, как договорились, Хайди ждала его в «мерседесе» у входа в их корпус в Олимпийской деревне. Шофер открыл перед ним дверцу, и Манфред сел рядом с ней на кожаное сиденье.
Она улыбнулась ему.
