По широкому белому автобану первым шел «даймлер». Приближался Берлин.
– Столько воды, столько каналов, столько деревьев.
– Город построен на каналах, – объяснила Тара. – Реки текут между старыми моренами, проходящими с востока на запад.
– Откуда ты все знаешь? – перебил Шаса насмешливо, но с ноткой искреннего раздражения.
– В отличие от некоторых, кого я могла бы назвать, я действительно образованна, – бросила она в ответ, и Дэвид деланно поморщился.
– Ух ты, как больно, а ведь удар нацелен даже не в меня.
– Ну хорошо, маленькая мисс Всезнайка, – вызывающе сказал Шаса. – Если ты такая умная, что написано на том знаке?
Он показал на большой белый щит рядом с автобаном.
Буквы были черные, и Тара прочла вслух:
– Здесь написано: «Евреи! Двигайтесь прямо! Дорога приведет вас в Иерусалим, где вам место!»
Поняв, что она сказала, Тара в замешательстве покраснела, наклонилась вперед и рукой коснулась плеча Дэвида.
– Дэвид, прости. Мне не следовало читать вслух такую мерзость!
Дэвид сидел прямо, глядя вперед через ветровое стекло, и несколько секунд спустя скупо улыбнулся.
– Добро пожаловать в Берлин, – прошептал он. – В центр арийской цивилизации.
* * *
– Добро пожаловать в Берлин! Добро пожаловать в Берлин!
Поезд, который провез их через пол-Европы, подошел к вокзалу, пуская облака пара из гидравлических тормозов, и приветственные крики почти заглушили оркестр, игравший военный марш.
– Добро пожаловать в Берлин!
Как только вагон остановился, встречающие бросились вперед, и вышедший из вагона Манфред Деларей очутился в вихре пожеланий успеха, улыбающихся лиц, дружеских рукопожатий, венков, смеющихся девушек, вопросов и фотовспышек.
Других спортсменов в широкополых шляпах, в зеленых пиджаках с золотой отделкой, белых брюках и обуви тоже окружила толпа. Прошло несколько минут, прежде чем суматоху прервал громкий голос.
– Внимание! Прошу внимания!
Оркестр сыграл барабанную дробь, и вперед выступил высокий человек в темном мундире и очках в стальной оправе.
– Прежде всего позвольте тепло приветствовать вас от имени фюрера и немецкого народа; добро пожаловать на Одиннадцатые Олимпийские игры. Мы знаем, что вы представляете дух и мужество южноафриканского народа, и желаем вам успеха и много-много медалей.
Аплодисменты и смех. Говоривший снова поднял руки.
– Вас ждут машины. Они отвезут вас в Олимпийскую деревню; там все готово к тому, чтобы ваше пребывание стало приятным и запомнилось. А теперь моя приятная обязанность – представить молодую леди, которая следующие несколько недель будет вашим гидом и переводчиком.
Он поманил кого-то из толпы. К нему подошла молодая женщина и повернулась лицом к спортсменам. Послышался коллективный вздох и одобрительный гул.
– Это Хайди Крамер.
Высокая и сильная, но очень женственная, с фигурой как песочные часы, изящная, как танцовщица, с осанкой гимнастки. Волосы у нее были как рассвет над Калахари, подумал Манфред, а когда она улыбалась, сверкали зубы, совершенные, с острыми и прозрачными, как тонкий фарфор, краями, но глаза не поддавались описанию, более голубые и чистые, чем африканское небо в полдень. Манфред мгновенно понял, что более великолепной женщины он никогда не видел. Эта мысль заставила его почувствовать себя виноватым перед Сарой, но по сравнению с этой немецкой валькирией Сара казалась котенком перед самкой леопарда в расцвете сил.
– Хайди поможет получить ваш багаж и рассадит вас по лимузинам. Отныне, если вам что-нибудь нужно, обратитесь к Хайди! Она ваша старшая сестра и приемная мать.
Они смеялись, свистели, веселились, а Хайди, улыбающаяся и очаровательная, но быстрая и деловитая, занялась своими обязанностями. Через несколько минут целый отряд носильщиков в форме подхватил багаж, и Хайди повела всех по длинной, укрытой стеклянным куполом платформе к великолепному входу вокзала, где ждал ряд черных лимузинов-«мерседесов».
Манфред, дядя Тромп и Рольф Стандер забрались на заднее сиденье одной из машин, и шофер уже собирался отъехать, но Хайди помахала ему и по обочине подбежала к машине. На ней были туфли на высоком каблуке, они заставляли натягиваться сухожилия икр, подчеркивая красивые линии и изящество тонких лодыжек. Ни Сара, никто из знакомых Манфреду девушек никогда не носил туфли на шпильках.
Хайди открыла переднюю пассажирскую дверцу и просунула голову в «мерседес».
– Господа, вы не возражаете, если я поеду с вами? – спросила она со сверкающей улыбкой, и все энергично согласились, даже дядя Тромп.
– Конечно нет! Пожалуйста, садитесь.
Она скользнула на сиденье рядом с шофером, захлопнула дверцу и сразу повернулась к ним лицом, сложив руки на спинке сиденья.
– Я так взволнована встречей с вами, – сказала она на английском с легким акцентом. – Я много читала об Африке, о животных и зулусах, и когда-нибудь я туда поеду. Обещайте рассказать о вашей прекрасной стране, а я расскажу о моей прекрасной Германии.
Все с энтузиазмом согласились, и она посмотрела прямо на дядю Тромпа.
– Позвольте высказать догадку. Вы преподобный Тромп Бирман, тренер команды боксеров? – спросила она, и дядя Тромп улыбнулся.
– Вы очень догадливы.
– Я видела ваши фотографии, – призналась Хайди. – Разве можно забыть такую величественную бороду? – Дядя Тромп казался очень довольным. – Но вы должны сказать мне, кто остальные.
– Это Рольф Стандер, наш тяжеловес, – представил дядя Тромп. – А это Манфред Деларей, боксер полутяжелого веса.
Манфред был уверен, что она среагировала на его имя – чуть приподняла угол рта, чуть сощурилась; потом снова улыбнулась.
– Мы все будем добрыми друзьями, – сказала она, и Манфред ответил по-немецки:
– Мой народ, африкандеры, всегда был верным другом немецкого народа.
– О, вы прекрасно говорите по-немецки, – радостно воскликнула Хайди на том же языке. – Где вы научились говорить на настоящем немецком?
– Родители моего отца и моя мама были чистокровными немцами.
– Тогда вы найдете много интересного в нашей стране.
Она перешла на английский и начала рассказывать, показывая разные уголки города, пока вереница черных «мерседесов» с олимпийскими флажками на капоте неслась по улицам.
– Это знаменитая Унтер-ден-Линден, улица, которую так любят берлинцы. – Широкая и величественная, с рядами лип, которые делили проезжую часть на две части. – Улица длиной в милю. За нами королевский дворец, а впереди Бранденбургские ворота.
Высокие колонны памятника были увенчаны огромными знаменами, которые свисали от квадриги на самом верху донизу; легкий ветерок колыхал алую и черную свастику, окруженную многоцветными олимпийскими кольцами.
