– Говори громче, Гама. Говори, чтобы мы все слышали.
Мозес Гама возвысил голос – чистый, убедительный баритон, – и все слушали его с уважением.
– В голди будет много черных. Вы и представить не можете сколько. Зулусы, коса, ндебеле, свази, ньяса – десятки разных племен, говорящих на языках, которых вы никогда не слышали. Эти племена так же отличаются от вас, как вы отличаетесь от белых. Среди них будут давние кровные враги вашего племени, они станут следить за вами, как гиены, дожидаясь возможности напасть и убить. Иногда, спускаясь глубоко под землю, где всегда темно, вы будете в руках таких людей. Чтобы защититься, окружите себя теми, кому доверяете; поместите себя под защиту сильного предводителя; а в обмен на такую защиту принесите вождю ваше повиновение и верность.
Очень скоро все поняли, что Мозес Гама и есть этот сильный вождь. Через несколько дней он стал бесспорным предводителем всех собравшихся в третьем вагоне и говорил с ними, отвечал на их вопросы, рассеивал их страхи и опасения, но в то же время изучал их, наблюдал за ними, оценивал каждого из них, отбирал и отбраковывал. Он начал перемещать людей по вагону, рассаживая ближе к себе тех, кого отобрал, создавая свою группу завербованных. И те, кого он отбирал, сразу приобретали уважение и престиж; они образовали элитную преторианскую гвардию при новом императоре.
Хендрик наблюдал, как Мозес манипулирует окружающими, как подчиняет их силой своей воли и личности, и его охватывали восхищение и гордость за младшего брата; он отказался от последних ограничений и отдал ему всю свою верность, любовь и послушание.
Благодаря своим отношениям с Мозесом Хендрик тоже стал пользоваться уважением среди других пассажиров вагона, перед ним тоже преклонялись. Он был главным помощником и доверенным лицом Мозеса, все признавали это. Постепенно Хендрик понял, что за несколько дней Мозес создал себе импи – отряд воинов, на которых мог безоговорочно рассчитывать, и сделал это почти без видимых усилий.
Сидя в переполненном вагоне, где уже пахло, как в зверинце, где стоял едкий запах пота сотни разгоряченных тел и зловоние выгребной ямы, загипнотизированный мессианским взглядом и словами брата, Хендрик вспоминал великих черных правителей, вышедших из дымки африканской истории, возглавлявших сперва небольшой отряд, потом племя и наконец бесчисленные орды воинов, которые проносились по континенту, грабя, уничтожая и оставляя за собой пустыню.
Он думал о Мантатиси, и Чаке, и Мзиликази, о шангаанах и ангони
[33]
и во вспышке ясновидения видел их в самом начале пути, когда они сидели у какого-нибудь одинокого костра в глуши, окруженные небольшим отрядом последователей, опутывая их чарами, пленяя их воображение и дух с помощью тонкой нити слов и идей, воспламеняя своими мечтами и видениями.
«Я стою в начале дела, которое еще не в силах осознать, – думал он. – Все, что я делал до сих пор, было только обрядом посвящения. Вся борьба, убийства, тяготы – всего лишь закалка. Теперь я готов для дела, каким бы оно ни было, и поведет меня к нему Мозес Гама. Мне не нужно знать, что это за дело. Достаточно знать, что я иду туда, куда ведет он».
И он жадно слушал, как Мозес называет имена, которые он слышал впервые, и развивает мысли, новые и необычно возбуждающие.
– Ленин, – говорил Мозес, – это не человек, а бог, сошедший на землю.
И все с трепетом слушали рассказ о далекой северной земле, где племена объединились под руководством богочеловека Ленина, свергли царя и при этом сами отчасти стали полубогами.
Все зачарованно и возбужденно слушали, как он рассказывал им о войне, какой прежде не знал мир, и по их жилам пробегала доставшаяся в наследство от предков жажда битвы и стучала в их сердца, твердая и горячая, как головка боевого топора, когда, красная и сверкающая, она появляется из кузнечного горна. «Революция» – называл Мозес эту войну, и когда он объяснял им ее смысл, они думали, что могли бы тоже участвовать в славной битве, убивать царей и становиться полубогами.
Дверь в начале вагона с грохотом отошла в сторону. Вошел белый надсмотрщик и остановился подбоченясь, мрачно улыбаясь, и все опустили головы и уставились в пол, пряча глаза. Но те, кто сидел рядом с Мозесом, избранные, элита, начали понимать, где будет происходить битва и кто цари, которых они должны убить.
Надсмотрщик чувствовал напряжение в вагоне. Оно было так же ощутимо, как вонь немытых тел и зловоние поганого ведра в углу; атмосфера была насыщена электричеством, как воздух в полдень в мертвый день ноября перед началом больших дождей. Надсмотрщик быстро отыскал взглядом Хендрика, сидевшего в середине вагона.
«Одна гнилая картофелина, – мрачно думал он, – и весь мешок пропал».
Он коснулся дубинки на поясе. По собственному опыту он знал, что в тесном вагоне пользоваться хлыстом неудобно: он слишком длинный. А вот дубинка остановит любого – четырнадцать дюймов прочной древесины, конец просверлен и залит свинцом. Этой дубинкой он может сломать кость, пробить череп, если понадобится, или, слегка смягчив удар, только ошеломить человека, лишить сознания. Надсмотрщик виртуозно управлялся с дубинкой, как, впрочем, и с хлыстом, но всему свое место и время. Теперь было время дубинки, и надсмотрщик медленно двинулся по вагону, делая вид, что не замечает Хендрика, разглядывая по очереди лица людей, мимо которых проходил, угадывая в их мрачных мыслях новую мятежность и все более сердясь на человека, который затрудняет его работу.
«Следовало разобраться с ним с самого начала, – с горечью думал он. – Я едва не опоздал. А ведь я так люблю спокойную жизнь и легкие пути. Что ж, сейчас надо постараться сделать все возможное».
Проходя мимо, он небрежно взглянул на Хендрика и краем глаза заметил, что рослый овамбо чуть расслабился, когда он прошел дальше по вагону.
«Ты ждешь этого, мой мальчик. Ты знаешь, что это произойдет, и я не стану тебя разочаровывать».
У дальней двери вагона он остановился, словно передумал, и медленно пошел обратно, улыбаясь про себя. Снова остановился перед Хендриком и громко цыкнул дуплом зуба.
– Смотри на меня, каффир, – дружелюбно велел он. Хендрик поднял подбородок и посмотрел.
– Который твой m’pahle? – спросил надсмотрщик. – Который твой багаж?
Он застал Хендрика врасплох. Остро осознавая присутствие алмазов в мешке над головой, Хендрик невольно взглянул на кожаный мешок.
– Отлично.
Белый надзиратель снял мешок с полки и бросил на пол перед Хендриком.
