– Я тоже, – так же яростно сказал он. – Если бы я был достаточно взрослым… если бы я мог тебе помочь…
Она оставила Шасу в кузнице и медленно пошла обратно, часто останавливаясь, чтобы поговорить со своими цветными работниками. Женщины выходили из домов с детьми на руках, чтобы поздороваться с ней, мужчины распрямлялись, отрываясь от работы, и радостно ей улыбались – все они стали ее семьей; расстаться с ними будет даже труднее, чем распрощаться со старательно накопленными сокровищами. На углу виноградника Сантэн перелезла через каменную стену и пошла между рядами тщательно подрезанных лоз, с которых уже свисали тяжелые гроздья; ягоды были зеленые и твердые, как мушкетные пули, осыпанные мучнистой пыльцой. Она брала их в поднятые ладони, словно прощаясь, и обнаружила, что плачет. Пока она была с Шасой, ей удавалось сдерживать слезы, но теперь, когда она осталась одна, горе и отчаяние овладели ею. Она стояла среди лоз и плакала.
Отчаяние истощило ее силы и подорвало решимость. Она так много работала, так долго была одна и теперь, в миг окончательного поражения, устала, так устала, что ныли все кости; она знала, что у нее нет сил начать все сначала. Она знала, что побеждена, что отныне жизнь ее будет печальной и тяжелой, что предстоит постоянная ежедневная борьба, чтобы сохранить гордость несмотря на нищету. Как она ни любила Гарри Кортни, теперь она должна была рассчитывать на его милосердие, и все ее существо восставало против этого. Впервые в жизни Сантэн не могла найти ни воли, ни мужества, чтобы продолжать жить.
Как хорошо было бы лечь и закрыть глаза… ее охватило неодолимое стремление к покою.
– Я бы хотела, чтобы все кончилось. Чтобы ничего не осталось – ни стремлений, ни тревог, ни надежд.
Стремление к покою стало непреодолимым, заполнило душу так, что, выйдя из виноградника, Сантэн ускорила шаг. «Это будет как сон – сон без сновидений». Ей представилось, как она лежит на атласной подушке, закрыв глаза, спокойная и умиротворенная.
Она все еще была в брюках для верховой езды, поэтому могла идти быстро. Пересекая лужайки, она побежала, распахнула французское окно своего кабинета, подбежала к столу и рывком открыла ящик.
Пистолеты ей подарил сэр Гарри. Они лежали в чехле из голубой свиной кожи, на медной пластинке было выгравировано ее имя. Эта пара была изготовлена вручную по особому заказу «Береттой» в Италии – специальная женская модель, пистолеты украшала золотая гравировка, рукояти были инкрустированы жемчугом и небольшими бриллиантами с шахты Х’ани.
Сантэн выбрала один пистолет и разломила его. Оба ствола были заряжены. Она снова защелкнула «беретту» и взвела курок. Руки не дрожали, Сантэн дышала ровно. Чувствуя спокойную отчужденность, она подняла пистолет прижала ствол к виску.
Она словно покинула свое тело и смотрела на себя почти равнодушно, лишь с легкой жалостью.
«Бедная Сантэн, – думала она. – Какой ужасный конец».
Она через всю комнату посмотрела в зеркало в позолоченной раме. По обе стороны от зеркала стояли высокие вазы со свежими розами на длинных стеблях, так что ее отражение обрамляли цветы, как будто она лежала в гробу. Лицо у нее было бледное, как смерть.
– Я похожа на труп.
Сантэн произнесла это вслух, и тогда стремление к забвению неожиданно сменилось отвращением к себе. Она опустила пистолет, посмотрела на отражение в зеркале и увидела, как на щеках вспыхнули горячие угли гнева.
– Нет, merde! – Она почти кричала на себя. – Ты так легко не уйдешь!
Она разломила пистолет и выбросила на ковер патроны в медных гильзах, швырнула оружие на стол и вышла из комнаты.
Цветные служанки услышали, как стучат ее каблуки по мрамору винтовой лестницы, и выстроились у дверей ее комнат, радостно улыбаясь и приседая.
– Лили, ленивая девчонка, ты еще не набрала мне ванну? – спросила Сантэн, и девушки переглянулись. Затем Лили побежала в ванную, очень убедительно изображая повиновение, а вторая хорошенькая служанка пошла за Сантэн в гардеробную, подбирая на ходу одежду, которую та сбрасывала.
– Глэдис, пойди проверь, полную ли и горячую ванну набрала Лили, – приказала Сантэн. Когда она вошла в желтом шелковом халате, обе девушки в ожидании стояли возле огромной мраморной ванны. Сантэн пальцем пощупала воду.
– Лили, ты хочешь сварить из меня суп? – спросила она, и Лили счастливо улыбнулась. Вода была нужной температуры, о чем свидетельствовал вопрос Сантэн: это была их обычная шутка. Лили уже приготовила кристаллы для ванны и высыпала немного в воду.
– Дай сюда, – приказала Сантэн и высыпала в воду полкувшина. – Больше никаких полумер.
Сантэн с извращенным наслаждением смотрела, как пена переливается через край ванны на мраморный пол. Девушки, хихикая над этим безумием, убежали, когда Сантэн сбросила халат и, ахая от изысканной боли, погрузилась в обжигающую воду. В сознании у нее снова возник пистолет с перламутровой рукоятью, но она прогнала это видение.
– Единственное, чего у тебя никогда не было, Сантэн Кортни, это трусости, – сказала она себе и, вернувшись в гардеробную, выбрала платье веселой летней расцветки, потом с улыбкой спустилась по лестнице.
Ее ждали Дейвенпорт и Сирил Слейн.
– Это займет много времени, джентльмены. Давайте начнем.
Каждый отдельный предмет в огромном поместье следовало пронумеровать и описать, стоимость его оценить, самые важные вещи сфотографировать. Все это заносилось в черновик каталога. Работу нужно было закончить в десять дней, до возвращения Дейвенпорта в Англию. Через три месяца он снова приедет, провести аукцион.
Когда Дейвенпорту пришло время уезжать, Сантэн удивила всех, заявив, что собирается проводить его на пароход – эту обязанность обычно выполнял Сирил.
Отплытие почтового парохода было одним из самых волнующих событий в жизни кейптауновского общества, и лайнер заполонили пассажиры и десятки гостей, пришедшие сказать им «bon voyage»
[30]
.
У входа в первый класс Сантэн просмотрела список пассажиров и под буквой М обнаружила:
Малкомс, миссис И. Каюта А16.
Малкомс, мисс Т. Каюта А17.
Малкомс, мисс М. Каюта А17.
Семья Блэйна все-таки отправлялась в Англию. По взаимному согласию Сантэн с полковником не виделись с последнего дня турнира, и теперь она стала незаметно искать его в курительных комнатах и в гостиных для пассажиров первого класса.
Не найдя его, Сантэн решила, что он, вероятно, в каюте Изабеллы. Мысль об их интимном уединении раздражала, Сантэн отчаянно захотелось отправиться в каюту 16А под предлогом прощания с Изабеллой, но на самом деле чтобы помешать Блэйну пробыть наедине с женой еще хотя бы минуту. Вместо этого она сидела в главной гостиной, наблюдала, как мистер Дейвенпорт поглощает розовый джин, здоровалась со знакомыми и обменивалась банальностями с друзьями, которые проходили по помещениям с желанием увидеть и быть увиденными.
