— Я позволил себе просматривать твою почту, прежде всего ту, что шла из Германии, — сообщил он, не переставая жевать. — Ждать не мог — так хотелось посмотреть, что попало в наши сети. Надеюсь, ты не против.
— Вовсе нет, дядя. Пожалуйста, чувствуйте себя в этом отношении совершенно свободно.
— Я отобрал шесть писем, которые, на мой взгляд, заслуживают особого внимания, отправил депешу нашему военному атташе в берлинском посольстве и получил от него отзыв по каждой из отобранных кандидатур.
Леон сдержанно кивнул.
— Четверо из них — фигуры крайне важные и влиятельные в общественной, политической и военной областях. Даже не состоя официально на высоких должностях и не входя в состав тех или иных органов, они в курсе всех государственных дел в силу доверительных отношений с кайзером. Они знают обо всех его планах и намерениях в отношении остальной Европы, а также Британии и нашей империи. — Леон снова кивнул, и Пенрод продолжил: — Я обсудил это с Перси Филипсом и сказал ему, что ты, помимо всего прочего, еще и состоишь на службе в британской военной разведке. Он согласился сотрудничать с нами по всем направлениям.
— Я понял, сэр.
— Среди отобранных нами клиентов особое внимание привлекает принцесса Изабелла Мадлен Гогенберг фон Пруссен фон унд цу Гогенцоллерн. Мало того что она приходится кузиной кайзеру, так еще и муж ее, сам фельдмаршал Вальтер Август фон Гогенберг, один из высших военачальников Германии.
Леон отреагировал на эту информацию соответствующей миной.
— Между прочим, как у тебя с немецким?
— Когда-то было неплохо, но сейчас, боюсь, многое позабылось. В школе я учил и французский, и немецкий.
— Знаю. Видел твое личное дело. Похоже, языки были у тебя любимыми предметами. Должно быть, есть склонность. По словам Перси, на маа и кисуахили ты разговариваешь, как на родном. А часто ли приходилось общаться с немцами?
— Однажды на каникулах мы ездили на экскурсию в Шварцвальд. С местными в общении трудностей не возникало. Помню, была там одна девушка, ее звали Ульрика…
— Да-да, — кивнул Пенрод, — постель — лучшее место для изучения языка.
— К сожалению, сэр, до этого у нас не дошло.
— Надеюсь, что так оно и есть, ты ведь как-никак воспитанный юноша, джентльмен. — Пенрод улыбнулся. — В общем, язык нужно подтянуть. В скором времени тебе придется подолгу бывать в обществе немцев. Имей в виду, богатые дамочки едут сюда прежде всего за постельными утехами. Как такая перспектива сочетается с твоими моральными устоями?
— Постараюсь совместить одно с другим, — ответил Леон, едва сдерживая улыбку.
— Молодец! Не забывай, это все ради короля и отечества.
— Долг превыше всего.
— Совершенно верно. Отлично сказано, я бы и сам не выразился лучше. И не беспокойся, наставника я тебе уже нашел. Зовут его Макс Розенталь. До переезда в Германскую Восточную Африку работал инженером на заводе «Мирбах мотор» в Вискирхе. Несколько лет управлял гостиницей в Дар-эс-Саламе. Там-то у него и завязался бурный роман с бутылкой. Из-за этого и работу потерял. Пьет он, однако, не постоянно, а периодически, и когда трезв — отличный работник. Я убедил Перси дать ему шанс. Будет работать у тебя, заниматься стоянками, а заодно и язык поможет вспомнить.
После ленча, когда они, выйдя из клуба, остановились на ступеньках, Пенрод взял племянника за руку.
— Знаю, шпионское дело для тебя в новинку, поэтому позволь дать совет. Ничего не записывай. Все наблюдения храни в голове. О том, что узнаешь, доложишь мне при следующей встрече.
Макс Розенталь, с которым Леон встретился в Тандала-Кэмп, оказался на поверку могучим баварцем со здоровенными руками и ногами и грубовато-добродушными манерами. Леону он понравился с первого взгляда.
— Привет. — Они поздоровались за руку. — Будем работать вместе и, думаю, узнаем друг друга лучше.
Макс ухмыльнулся, чем привел в движение свой необъятный живот.
— А, вон оно что! Такты немного говоришь по-немецки. Очень хорошо.
— Как раз говорю я не очень хорошо, — сказал Леон, — и, надеюсь, ты поможешь мне подтянуться.
За короткое время Макс проявил себя не только бесценным учителем, но и отличным, знающим свое дело работником, избавив Леона от значительной части рутинных дел по организации лагерной жизни и обеспечению сафари всем необходимым. Вместе с Хенни Дюраном они составили незаменимую пару рабочих лошадок, дав Леону возможность посвятить себя освоению организационных навыков и экономических аспектов бизнеса. Взяв за правило разговаривать с Максом только на немецком, он вскоре заметил, что добился немалого прогресса в совершенствовании языка.
До запланированного сафари лорда Истмонта оставались считанные недели, когда Леон получил телеграмму из Берлина. Принцесса Изабелла Мадлен Гогенберг фон Пруссен фон унд цу Гогенцоллерн сообщала о своем решении прибыть в Африку со следующим рейсом германского лайнера «Адмирал». Связанные с высоким положением обязанности позволяли ей провести в Африке всего лишь шесть недель, а потому принцесса требовала, чтобы к ее приезду все было готово.
Выдержанное в категорических тонах, послание вызвало в Тандала-Кэмп настоящий переполох. Перси метался по лагерю, скорее мешая, чем помогая партнеру, предпринимавшему отчаянные усилия по перекройке уже составленных с учетом визита Истмонта планов. Два больших сафари одновременно — такого у них раньше не было. Единственным обстоятельством, которое позволяло надеяться на спасение ситуации, было то, что принцесса рассчитывала на шесть недель, тогда как лорд Истмонт мог позволить себе четырехмесячное приключение. Леону удалось убедить старого охотника, что как только германская гостья покинет африканскую землю, он со всеми своими людьми тут же поспешит ему на помощь.
Принцесса, как и обещала, прибыла на борту «Адмирала». Едва пароход встал на якорь в бухте Килиндини, как Леон отчалил от берега, чтобы принять гостью на борт лодки. К тому времени как Изабелла соизволила наконец выйти из каюты, он прождал больше часа. По пути на палубу ее сопровождали капитан и четыре старших офицера, которые, желая угодить, только что не стелились у нее под ногами. За принцессой следовала остальная свита, включая секретаря и двух милых, пухленьких служанок.
Леон, разумеется, видел фотографии принцессы, но оказался совершенно не готовым к тому, что она представляла собой во плоти. Первое впечатление — контраст между немалым ростом и худощавым телом. Она была почти такая же высокая, как он сам, при этом Леон мог бы без труда обхватить ее за талию одной рукой. Скромных объемов бюст сочетался с аристократической осанкой. Глаза серые, стальные и острые, как шпага. Черты лица резкие, как зубья пилы. На принцессе был отличного качества зеленый костюм для верховой езды. Выглядывавшие из-под юбок мыски сапожек отливали блеском дорогой кожи. Удивительно: на поясе висела кобура, из которой выглядывала рукоятка девятимиллиметрового «люгера». Широкополую шляпу Изабелла держала в левой руке. Заплетенные в две косы светло-пепельные волосы лежали кольцами на затылке. Если бы Леон со слов Пенрода не знал, что ей пятьдесят два, то не дал бы ей больше тридцати.
