— Это что еще за чертовщина? — прошипел Кермит.
— Лев. Большой самец. Напоминает о своих правах на царство, — тихо ответил Леон.
Маниоро что-то добавил, и они с Лойкотом негромко рассмеялись.
— Что он сказал?
— Маниоро сказал, что даже храбрейшие из мужчин пугаются льва дважды. В первый раз, когда слышат львиный рык, а во второй — и в последний, — когда встречаются с ним один на один.
— Насчет первого раза он прав, — признался Кермит. — Звук, конечно, жуткий. А почему Маниоро решил, что это самец, а не самка? Как их отличают?
— Так же, как и вы отличаете голос Энрико Карузо от голоса Нелли Мельбы.
— Давай подстрелим его.
— Хороший план, приятель. Я подержу свечку, а ты выстрелишь. Легче легкого.
— Ладно, что ты предлагаешь?
— Пока — ничего. И вообще, я вот завернусь сейчас в одеяло и постараюсь еще подремать. И тебе рекомендую сделать то же самое. Завтра у нас трудный день.
Они снова растянулись у костра, но уснуть не удалось. Да и как уснешь, когда ночь содрогается от эха львиного рева.
— Ты только послушай! — шептал Кермит. — Сукин сын как будто приглашает нас поиграть. Какой уж тут сон.
Не успели стихнуть последние ворчливые звуки, как тишину разорвал другой рев, прозвучавший далеким, слабым эхом первого. Охотники вскочили, масаи переглянулись.
— А это что такое? — спросил Кермит. — Как будто еще один лев.
— Вот именно, еще один, — подтвердил Леон.
— Он что, брат первого?
— Вот уж нет. Скорее его соперник и смертельный враг. — Кермит собирался еще что-то спросить, Леон жестом остановил его. — Подожди, мне нужно поговорить с масаи. — Разговор на маа, напоминавший обмен пулеметными очередями, занял не больше пары минут, после чего Леон повернулся к американцу: — Да, дело как раз в этом. Первый лев — старый самец, вожак. Здесь его территория, здесь у него гарем, здесь же детеныши. Но годы берут свое, силы уходят. Второй лев молод и силен, во цвете лет. Он чувствует себя в состоянии бросить вызов вожаку, заявить претензию и на территорию, и на гарем, однако решимости пока не набрался, вот и бродит, готовится к схватке. А старик, понятное дело, пытается его отпугнуть.
— И все это Маниоро понял из нескольких рыков?
— Они оба, и Маниоро, и Лойкот, прекрасно знают львиный язык, — с непроницаемым лицом объяснил Леон.
— Сегодня говори что хочешь — я всему поверю. Итак, получается, у нас здесь не один лев, два.
— Да. И далеко они не уйдут. Старый не рискнет уходить, оставив дверь нараспашку. А молодой не уйдет, потому что чует самок.
Уснуть никто больше не пытался. Рассевшись вокруг костра, все обсуждали план охоты и до самых первых лучей потягивали приготовленный Ишмаэлем отличный кофе. Потом наступило время завтрака: знаменитого омлета из страусиных яиц и не менее знаменитых горячих ячменных лепешек. Одно страусиное яйцо заменяет две дюжины куриных, но на сковородке ничего не осталось. Пока охотники подбирали лепешками последние крошки, Ишмаэль и масаи сняли палатки и навьючили мулов. Воздух был еще свеж и сладок, когда отряд выступил навстречу приключениям.
Пройдя около мили вдоль берега реки, они спугнули стадо возвращавшихся с водопоя буйволов. Леон завалил двух бычков двумя выстрелами — из левого и правого стволов. Бычкам вскрыли животы, предоставив утреннему ветерку разнести запах мертвечины, после чего приманку развезли на мулах и оставили на открытых местах, чтобы раненому льву негде было укрыться. Укладывая последнюю приманку, носильщики наломали зеленых веток и забросали ими тушу — мера предосторожности от гиен и стервятников. Взрослого льва это хлипкое препятствие остановит разве что на пару секунд.
Продолжив путь вдоль реки, Леон через каждую милю подстреливал попадавшее на глаза крупное млекопитающее: жирафа, носорога или буйвола. К закату они прошли больше десяти миль, оставив на маршруте не меньше дюжины пахучих приманок.
Ночь снова прошла без сна: соперники продолжили состязание в реве. В какой-то момент старый вожак оказался так близко от лагеря, что от его могучего рыка задрожала земля, но претендент на вызов не ответил.
— Молодой нашел нашу приманку, — объяснил его молчание Маниоро. — Молчит — значит, ест.
— Я думал, львы не питаются падалью, — заметил Кермит.
— Не верь всему, что говорят. Львы так же ленивы, как домашние кошки. Жрут все, что им дают, и запашок нисколько их не смущает. На охоту они идут в крайнем случае, когда ничего другого не остается.
Через два часа после полуночи старый лев умолк. Ночь притихла.
— Теперь и он нашел приманку, — заметил Маниоро. — Завтра возьмем обоих.
— Сколько львов мне разрешается по лицензии? — спросил Кермит.
— Хватит даже тебе. В Британской Восточной Африке львы считаются хищниками. Стреляй сколько хочешь.
— Отлично! Я хочу этих двух. Хочу отвезти домой и показать отцу.
— Я хочу того же, — согласился Леон.
На следующее утро, едва рассвело, они двинулись по знакомому маршруту вдоль цепочки приманок. Оделись потеплее — солнце еще не взошло, а воздух был прохладен и благоухал, как отличное шабли.
Первые три приманки остались нетронутыми, хотя на верхушках деревьев уже сидели, нахохлившись, хмурые, угрюмые и печальные, как гробовщики, стервятники. Ярдов за четыреста до четвертой приманки Леон остановился и достал бинокль.
Через минуту Кермит занервничал.
— Что ты там рассматриваешь, приятель? Ветки на месте, там никого нет.
— Ошибаешься, — негромко возразил Леон.
— То есть как? — мгновенно оживился американец.
— Там кое-кто есть. Точнее, большой лев.
— Не может быть. Я никого не вижу.
— Вот. — Леон протянул ему бинокль. — Посмотри сам.
С минуту Кермит только смотрел да подстраивал резкость.
— Все равно ничего не вижу, — сказал он наконец.
— Смотри туда, где ветки сдвинуты. В просвете виден полосатый бок зебры…
— Да, вижу.
— А теперь чуть-чуть выше. Видишь за ней два темных пятнышка?
— Да, но это же не лев.
— Это кончики его ушей. Лев лежит за зеброй и смотрит на нас.
— Господи! Ты прав! Ухо дернулось! — воскликнул Кермит. — Это который, молодой или старый?
Леон переговорил коротко с Маниоро. Лойкот, мнения которого не спросили, высказал его сам. Наконец Леон снова повернулся к Кермиту:
— Вдохни поглубже, дружок, у меня хорошие новости. Лев очень большой. Маниоро назвал его львом львов.
— Что будем делать? Загоним верхом?
