Книга Божество реки, страница 116. Автор книги Уилбур Смит

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Божество реки»

Cтраница 116

Я ПОДНЯЛСЯ на палубу еще до первых проблесков рассвета. Выходя, услышал, как Тан приказывает сжечь наш флот. Я не имел права ставить под сомнение его правоту, но он увидев мой недоверчивый и пораженный взгляд и, когда гонцов отослали, коротко сказал мне: — Я только что получил сведения о перекличке от командиров отрядов. Из тридцати тысяч человек, стоявших вчера на равнинах Абнуба перед колесницами гиксосов, осталось только семь тысяч, из них пять тысяч ранены, многие скоро умрут. Среди тех, кто невредим, мало моряков. У меня едва хватит людей, чтобы снарядить половину нашего флота. Придется бросить остальные ладьи, но я не могу отдать их в py ки гиксосов. И вот теперь, собрав связки камыша, люди начали жечь корабли. Как только загорался камыш, пламя вздымалось до небес. Это было печальное и ужасное зрелище, даже для моей госпожи и меня, хотя мы и не были моряками. Тану было намного тяжелее. Он стоял один на носу барки государства, и каждая черточка лица и вся его фигура выражали отчаяние и горе. Он стоял и смотрел, как горят корабли. Для него все они были красивыми, живыми существами.

На глазах у всего двора госпожа моя не могла подойти к нему и занять свое настоящее место, но она тайком пожала мне руку, и мы вдвоем оплакивали Тана и весь наш Египет, глядя, как наши гордые корабли горят словно факелы. Ревущие столбы огня поднимались над ними, смешиваясь с черным дымом, их кроваво-красный отблеск соперничал с красками рассвета.

Наконец Тан отдал приказ оставшейся сотне лодок поднять якоря, и наш маленький флот с грузом раненых и умирающих повернул на юг.

Позади нас к небу понимался черный дым погребального костра нашего флота, а впереди в утреннем небе двигалась вдоль восточного берега Нила желтая туча пыли над отрядами колесниц гиксосов, направлявшихся в глубь Верхнего царства к беззащитным Фивам и их сокровищам.

Казалось, боги повернулись спиной к Египту и забыли о нас, так как ветер, обычно дувший в это время с севера, совершенно затих, а затем с новой силой задул с юга. Теперь нам приходилось преодолевать одновременно и течение, и ветер, а ладьи наши были перегружены ранеными. Они сидели глубоко и тяжело двигались вперед, скудные команды гребли до изнеможения. Мы не могли угнаться за войском гиксосов, и оно неумолимо уходило вперед.

Я был поглощен выполнением своих обязанностей царского врача. Однако на борту каждой ладьи нашей флотилии умирали люди, которых я мог бы спасти, и умирали десятками. Всякий раз, когда я поднимался на палубу подышать свежим воздухом и немного передохнуть после напряженного бдения у постели фараона, я видел, как с соседних ладей выбрасывали трупы. С каждым всплеском на поверхности воды появлялся водоворот от хвоста крокодила. Эти ужасные пресмыкающиеся преследовали наш флот, как вороны и стервятники.

Фараон держался хорошо, и на второй день я смог дать ему маленькую чашку бульона. В тот вечер он снова попросил привести царевича и Мемнона доставили к нему.

Мальчик уже достиг того возраста, когда дети беспокойны, как кузнечики, и шумны, как стайка скворцов. Фараон всегда был добр к сыну, может быть, даже слишком добр, и царевич с радостью проводил с ним время. Он был красивым мальчиком со стройными длинными ногами и руками, светлой кожей и темно-зелеными глазами матери. Волосы его вились, как шерстка новорожденного черного ягненка, а в солнечном свете в них сверкали искорки пламенной гривы Тана.

В тот вечер царь острее, чем когда бы то ни было, радовался Мемнону. Этот ребенок и обещание, которое удалось вырвать у моей госпожи, давали ему надежду на бессмертие. Против моего желания он продержал мальчика при себе до самого заката. Я знал: безграничная энергия Мемнона и его требовательность утомляли царя, но я не мог вмешиваться до тех пор, пока не настало время кормить царевича ужином. Только тогда я отвел его к нянькам.

Моя госпожа и я остались у постели царя, но он почти тут же уснул, словно умер, а без обычного грима лицо фараона было белым, как простыни, на которых он лежал.

Следующий день был третьим после ранения и поэтому самым опасным. Если бы Мамос прожил этот день, то был бы спасен. Однако, когда я проснулся на рассвете, каюту заполнял тяжелый душный запах разложения. Я прикоснулся к коже фараона и обжег пальцы, как о снятый с очага чайник. Я позвал госпожу, и она спотыкаясь вышла ко мне из-за занавески.

— Что такое, Таита?.. — И замолчала, потому что ответ был написан у меня на лице. Она стояла рядом со мной, когда я снимал повязку. Искусство перевязки — одна из вершин хирургического искусства, а я даже зашил полотно. Теперь распорол шов и стянул повязку.

— О милостивая Хапи, умоляю тебя, пощади его! — вырвалось у царицы Лостры, когда вонь разлагающейся плоти распространилась вокруг. Черная корка, закрывавшая рану, прорвалась, и густой зеленый гной медленной струйкой потек на простыню.

— Заражение! — прошептал я. Это настоящий кошмар для хирурга. Злокачественное воспаление, поражающее жертву после ранения и распространяющееся по телу, как зимний пожар по сухим зарослям папируса.

— Что будем делать? — спросила она. Я покачал головой.

— Он умрет до наступления ночи, — сказал я, и мы стали ждать неумолимого прихода смерти у его постели. Как только по барке распространился слух, что фараон умирает, каюту заполнила толпа жрецов, царских жен и придворных. Все ждали молча.

Тан пришел последним и встал позади всех со шлемом в руке, всем своим видом выражая уважение и печаль. Но взгляд покоился не на смертном одре фараона, а на царице Лостре. Та старалась не смотреть в его сторону, но я понимал, что она каждой частицей своего тела чувствует это присутствие.

Царица покрыла голову шитым полотняным платком, но выше пояса до этого платка на ней ничего не было. С тех пор как она перестала кормить царевича, груди потеряли тяжелый груз молока. Лостра стала стройной, как девственница, а рождение ребенка не исчертило низ живота серебряными линиями. Кожа оставалась гладкой и безупречной, как будто ее только что смазали благовонным маслом.

Я накрывал горячее тело фараона мокрыми простынями, стараясь сбить лихорадку. Но жар испарял влагу, и мне приходилось часто менять их. Фараон беспокойно ворочался и вскрикивал в бреду, преследуемый ужасами и чудовищами потустороннего мира, ожидавшими его появления.

Время от времени он читал вслух отрывки из Книги Мертвых. С самого детства жрецы заставили его выучить книгу, которая содержала и ключ, и карту пути по подземному миру к полям Западного рая:


Двадцать один поворот на хрустальной тропе,

Тонкой и острой, словно разящая бронза.

Вторые ворота на ней охраняет богиня,

Но верить нельзя коварным и хитрым повадкам

Владычицы пламени, страстной вселенской блудницы,

С прожорливой пастью младой и ненасытной львицы,

Ее влагалище жадно людей поглощает,

И тонут они в молочной трясине плоти.

Постепенно голос и движения фараона слабели, и вскоре после полудня он в последний раз судорожно вздохнул и замер. Я наклонился над ним и пощупал его шею в поисках биения жизни, но ничего не почувствовал. Кожа холодела под моими пальцами.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация