Книга Полет сокола, страница 133. Автор книги Уилбур Смит

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Полет сокола»

Cтраница 133

Страх исчез из ее глаз, в них замерцали золотистые огоньки, как солнце в чаше с медом.

— Я посланник короля и требую права дороги, — промолвил Ганданг и коснулся ее плеча. Она вздрогнула, по коже поползли мелкие мурашки.

«Право дороги» — обычай, пришедший с юга, с их древней родины возле моря. Это то самое право, которое Сензангахона потребовал от Нанди — Сладостной. Но он не чтил закона и проник под запретный покров. Вследствие этого проступка у него родился незаконный сын Чака, «Червь в животе», король страны зулусов и ее бедствие, тот самый Чака, от тирании которого ушел на север Мзиликази со своим племенем.

— Я верная служанка короля, — робко ответила Юба, — и не могу отказаться утешить того, кто следует по дороге с королевским поручением.

Она улыбнулась ему. В улыбке не было ни бесстыдства, ни вызова. Юба была такой ласковой, доверчивой и полной восхищения, что сердце молодого воина сжалось.

Ганданг был с ней ласков, очень ласков, спокоен и терпелив, и девушка почувствовала, что ей не терпится оказать ему услугу, о которой он просит, что она желает этого так же сильно, как он. Индуна показал ей, как сделать для него гнездо между скрещенными бедрами, и Юба откликнулась на его слово и прикосновение, но что-то случилось с ее горлом, отчего-то перехватило дыхание, и она не смогла ответить ему вслух.

Он жил в ее гнезде, и ее сердце и тело постепенно переполняла незнакомая боль. Девушка пыталась пошевелить тазом, высвободить плотно сжатые скрещенные бедра и расправить их для него, пыталась впустить его в себя. Она не могла больше выносить это сухое, дразнящее трение его тела о внутреннюю поверхность бедер. Ей хотелось ощутить, как Ганданг погружается в теплую зовущую влагу, что истекает из ее тела, хотелось ощутить, как он скользнет глубоко внутрь нее. Но его решимость, его уважение к обычаям и законам было сильно, как сильно было мускулистое тело, что двигалось над ней. Он держал ее, не выпуская, и вдруг Юба почувствовала, что объятия юноши ослабли, и на траву мощной струей излилось его семя. В этот миг ее охватила такая горечь, что она едва не расплакалась вслух.

Индуна не выпускал девушку из объятий, его грудь вздымалась, по темной гладкой спине и жилистой шее блестящими ручейками стекал пот. Юба приникла к нему и крепко обняла обеими руками, прижавшись лицом к ямке между плечом и шеей. Долгое время никто из них не произносил ни слова.

— Ты мягкая и прекрасная, как первая ночь новой луны, — наконец прошептал Ганданг.

— А ты черный и сильный, как бык на празднике Чавала. — Она бессознательно воспользовалась сравнением, наиболее почетным для матабеле: это животное было символом благополучия и мужественности, а для праздника Чавала избирался лучший бык из королевских стад.


— Но ты будешь всего-навсего одной из многих жен. — Эта мысль ужаснула Робин.

— Да, — гордо признала Юба. — Самой первой из них, и другие будут почитать меня.

— Я заберу тебя с собой, научу многим вещам и покажу великие чудеса.

— Я уже видела величайшие из чудес.

— Ты всю жизнь будешь только вынашивать детей. Юба кивнула со счастливым видом:

— Если мне выпадет счастье, я принесу ему сотню сыновей.

— Мне будет не хватать тебя.

— Номуса, мать моя, я бы никогда не покинула тебя ни ради чего и ни ради кого, кроме этого человека.

— Он хочет вручить мне скот.

— Моя семья погибла, и ты стала мне матерью, — пояснила Юба. — А это плата за свадьбу.

— Я не могу принять плату, как будто ты рабыня.

— Тогда ты меня унизишь. Я из рода Занзи, и он говорит, что я самая красивая женщина в стране матабеле. Ты должна назначить лобола в сто голов скота.

Робин призвала индуну.

— Плата за свадьбу — сто голов скота, — сурово изрекла она.

— Ты продешевила, — надменно ответил Ганданг. — Она стоит во много раз больше.

— До моего возвращения будешь держать скот в своем краале. Бережно ухаживай за ним и следи, чтобы стадо приумножалось.

— Все будет, как ты скажешь, амекази, мать моя.

На этот раз Робин пришлось ответить на его улыбку—в ней больше не было насмешки, зубы индуны сверкали белизной, и он был, как и сказала Юба, воистину красив.

— Хорошенько заботься о ней, Ганданг.

Робин обняла молодую женщину, и слезы смешались у них на щеках. Однако Юба, уходя, ни разу не оглянулась. Она трусила за высокой стройной фигурой молодого воина, неся на голове свернутую циновку, и ее ягодицы под коротким бисерным передником весело подскакивали.

Мужчина и женщина достигли седловины перевала и в тот же миг скрылись из глаз.


Дорога Гиены привела Робин и ее небольшой отряд к горам, в туманные безлюдные долины, поросшие вереском и усеянные серыми камнями причудливых очертаний. Дорога вела к загонам для невольников, о которых рассказывала Юба, перекресткам, где белые и черные ведут отвратительный торг человеческими жизнями, где невольники сменяют деревянное ярмо на кандалы и цепи. Но сейчас частоколы были пусты, тростниковые крыши просели и обвисли неряшливыми лохмотьями, над лагерем витал мерзостный дух неволи да копошились в пустых постройках черви. Робин поднесла к баракам горящий факел — бесполезный жест, но ей стало легче.

За туманными горами дорога шла дальше, спускалась в темные ущелья и наконец вывела на низменную прибрежную полосу, где на них с хмурого облачного неба снова навалилась жара и причудливые баобабы вздымали к небу скрученные артритом ветви, как увечные паломники перед исцеляющей святыней.

Здесь, на прибрежных равнинах, их застали дожди. Переходя вброд реку, утонули и были унесены потоком три человека, еще четверо, включая одного из готтентотов, умерли от лихорадки, первый приступ болезни свалил и саму Робин. Трясясь от озноба, почти что потеряв рассудок, в лихорадочном бреду, она плелась по тропе, быстро зараставшей травой, скользя и спотыкаясь в грязи, проклиная малярийные миазмы, что поднимались из залитых водой болот и серебристыми призраками зависали над зелеными прогалинами среди стволов пинкнен — «лихорадочного дерева».

Лихорадка ослабила людей, все устали от тягот последнего перехода. Они знали, что находятся самое большее в дне пути от побережья, в глубине португальских владений, и, следовательно, под защитой христианского короля и цивилизованного правительства. Поэтому готтентотские часовые могли позволить себе задремать возле тлеющего сторожевого костра, сложенного из сырых дров. Там их и застигла смерть. Под острыми лезвиями ножей последний вскрик застрял у них в горле.

Робин грубо растолкали. В поясницу уперлось острое колено, ей закрутили руки за спину, на запястьях холодно лязгнули стальные наручники. Жестокая хватка ослабла, ее рывком поставили на ноги и выволокли из дырявой хижины, наспех сооруженной у обочины Дороги Гиены.

Накануне вечером доктор, истерзанная лихорадкой, смертельно устала и легла не раздеваясь, поэтому сейчас на ней были надеты истрепанная фланелевая рубашка и грязные молескиновые брюки. Она даже не сняла матерчатую кепку, прикрывавшую волосы, и в темноте нападавшие не поняли, что перед ними женщина.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация