Ваганина наградили многими орденами, но он сам не мог отрешиться от понимания, что его победа — совсем не та, что у других солдат. В дружеском застолье он не мог никому рассказать о своих боевых делах, похвалиться ими, на что есть право у всех, кто прошел войну.
Не забыли о зондеркоманде Хайнца Носке и русские люди. Однажды в Москве к дежурному офицеру управления государственной безопасности пришел взволнованный человек.
— Бывший партизан, — представился он. — И сегодня случайно видел, как в ваше здание вошел человек. Я его знаю. Это фашист. Гестаповец. Эрих Шмидт. Я в него сам стрелял по поручению командира отряда. Попал, но не убил, о чем до сих пор жалею. И вот он, оказывается, у вас в Москве. Как же вы все прошляпили?
Кто знает, не суждено ли нечто подобное Стоуну? Кто знает…
До назначенного места Андрей добрался без приключений. Здесь его встретил синий «Рамблер» с замазанным грязью номерным знаком. Оценив предосторожность провожатых, Андрей повел машину за «Рамблером».
На большой скорости они мчались вдоль побережья. Давно позади осталась дорога, на которую Андрей сворачивал в первый раз, а «Рамблер» все несся, не снижая скорости. Лишь миль через шесть он заморгал правым задним фонарем. Андрей сбросил газ и тут же увидел дорогу, поднимавшуюся от шоссе к холмам.
«Рамблер», не сбавляя хода, умчался вперед. «Понтиак» Андрея свернул направо. Пробираясь между двух высоких каменных стен, что фермеры сложили из булыжников, собранных на полях, Андрей тут же оценил удобства позиции, которую на этот раз избрали организаторы его встречи. Три дня назад Андрея просто проверяли, и ясно, что Командор из города даже не выезжал.
Проверка дала результат. Мейхью, который, видимо, вел Стоуна от города, в тот же вечер убрали. Может быть, ему кто-то даже подсказал или намекнул на что-то, если ищейка так просто и быстро клюнула…
За одним из крутых поворотов открылась небольшая, очищенная от камней площадка. На ней стоял черный «Остин». Возле него, как часовой на посту, прохаживался грузный мужчина лет за пятьдесят в кепке и сером поношенном свитере. Андрей не поверил глазам. Несмотря на несколько затрапезный «домашний» вид, он узнал в ожидавшем его человеке Гарри — младшего брата известного миллионера Джеральда Хупера. Они и богатством и влиянием не уступали Генри Диллеру.
— Хэллоу! — сказал Хупер и по-фашистски вскинул руку вперед и вверх. Он пристально поглядел на Андрея из-под седых, нависавших над глазами бровей. — Вы меня узнаете?
— Да, конечно, — ответил Андрей. — Могу признаться: не ожидал такой встречи.
— Что поделаешь, — смиренно вздохнул Хупер, — вам еще не раз предстоит удивляться.
— Я все же, если честно, не знаю, как мне говорить с вами, — сказал Андрей. Он хотя и был готов ко всему, но даже отдаленно не мог представить, что Великий Командор Легиона — это Гарри Хупер. По сведениям, которые просачивались в прессу и блуждали в виде слухов по городу, было известно, что дельцы круга Корды, Диллера, Хупера финансируют Легион через подставных лиц. Но ни разу никто ни одним намеком не обмолвился, что Командор, хладнокровно благословлявший террор и провокации, и ревностный христианин Хупер — одно и то же лицо. Это лишний раз свидетельствовало о строгой конспирации, которая поддерживалась в Легионе.
— Я знаю, — сказал Хупер, что вас смущает. Вы ждали встречи с мифическим Великим Драконом, а увидели меня, человека далекого от романтики и скорее заурядного, нежели героического. Увидели и ощутили разочарование. Тем не менее могу вас заверить, ошибки нет. Нужны доказательства?
— Мне достаточно вашего объяснения, — сказал Андрей твердо.
— Спасибо, — чуть улыбнулся Хупер. — Должен вас предупредить. Я оказываю вам большое доверие. Плата за него — молчание.
— Догадываюсь.
— Отлично, теперь о деле. Сразу скажу, речь о вашем приеме в Легион — только предлог. Для нашей встречи.
— Вот не думал! Мне казалось, что все куда серьезней.
— Вы не ошиблись. Все очень серьезно. Очень. — Хупер бросил взгляд на Андрея, внимательный и строгий. — Скажите, Стоун, вы честолюбивы?
— В каком плане я должен ответить? Всегда люблю знать, чего от меня ждут. — И пояснил. — Я привык исполнять заказы.
— Считайте, что на мой вопрос вы ответили. Когда художник еще и дипломат — лучшего желать не приходится. Я решил предложить вам, мистер Стоун, выгодную сделку. Вы мне — я вам. Вы разбираетесь в химии?
— Весьма прилично. На вкус легко отличаю уксус от сухого вина и виски.
— Отлично. Большего от вас и не потребуется. Вы представляете, какая разница между ингибитором и катализатором?
— Да, конечно.
— Меня интересует ингибитор, который наш коллега Диллер внедрил в производство. Он считает продукт секретным и всячески скрывает технологию. А я, знаете ли, страшно любопытен. Это плохая черта, как вы думаете, мистер Стоун?
— Говорят, именно любопытство движет прогресс…
— Слава богу, я скорее всего найду в вас понимание. Вы меня радуете. Так вот, ингибитор Диллера лишает меня покоя, хотя бы потому, что я потерял немалую часть доходов, которые ушли к конкуренту. Желаю уравнять позиции и потому стремлюсь взглянуть на формулы, которые Генри Диллер так ревниво оберегает от чужих глаз. И вы, мистер Стоун, должны помочь мне в моем предприятии.
— А если я не соглашусь?
— Исключено. Чтобы вы согласились, я решил объяснить вам всю ситуацию. Лично объяснить. О предложении любого из моих людей вы могли сообщить Генри Диллеру. С художника такое станется. И все бы пропало. Честно говоря, дело и без того висит на волоске. А я придаю ему большое значение. Очень большое.
— И все же, если я не соглашусь? — Андрей уже вошел в обстановку и мыслил холодно, расчетливо.
— Вы согласитесь. У вас нет выбора. Нет резона для отказа. Во-первых, я предлагаю отличные условия. Ваши «Скалистые берега», выставленные в салоне, стоят пятнадцать тысяч. Вы за них получите тридцать пять. Во-вторых, две ваши картины получат право выставляться в нашем ежегодном показе. Учтите, Стоун, такого права домогаются многие художники. Я предоставляю его вам, даже не интересуясь, что вы пожелаете выставить…
Андрей уже давно перестал быть новичком в такого рода делах, и ясно представлял, какие трудности ему пришлось бы преодолеть, решись он честным путем добиваться права попасть на ежегодную выставку, проводившуюся Хупером.
Мир здешних художников, в который Андрей до сих пор даже не сделал попытки проникнуть, был весьма сложен и своеобразен. Различные по манере письма, уровню дарования и взглядам на жизнь, художники объединялись стремлением заработать, а также взаимной ненавистью друг к другу. Они желчно критиковали чужие работы, поносили коллег при любой возможности в печати и на телевидении. И в этом плане они не могли жить один без другого, не могли существовать изолированно, не ведя каждый день далекой от живописи борьбы.
