— Вперед! — приказал командир.
Водитель надавил кирзачом на педаль.
— У-у-у-уу… — заурчал стартер. Двигатель, обычно отвечавший на этот звук взаимностью, на этот раз не отозвался и не заработал.
— У-у-ууу… — никакого толка.
— Все, — сказал Зенков убито, — Забыть патронташ — плохая примета. Знаешь, Никиша, ты кто после этого? Сливаем воду. Я так и думал — пути не будет…
Его прогноз оправдался. Машина не завелась. Вручную мы откатили ее за дом, где водитель занялся ремонтом, обещая все сделать к вечерней зорьке.
Никиша с ружьем и в патронташе, несмотря на воскресенье, пошел в дивизион.
— Ты куда? — спросил его.
— А, — он удрученно махнул рукой. — Пойду за плотником. Дурная баба дома делов наделала! Убил бы ее, заразу…
В тот же день мы уже знали, что произошло в те несколько минут, когда Никиша оставлял машину и носился за патронташем.
Он вбежал в подъезд, в несколько прыжков одолел лестницу, взлетел на второй этаж, вошел к квартиру, где жили две офицерские семьи, толкнул дверь своей комнаты. Она оказалась запертой. Боевая подруга — жена, которую он оставил дома всего несколько минут назад, куда-то успела уйти. В раннюю рань, черт ее подери!
Никиша вскочил в коморку, служившую кладовкой. Схватил лом, которым зимой обкалывали лед со ступеней крыльца. С ломом наперевес вернулся в квартиру и молодецким ударом вышиб дверь. Бросил лом. Схватил патронташ, который висел у входа на вешалке. Бросился бегом к лестнице и лицом к лицу столкнулся с дорогой супругой, что вышла из комнаты соседей. Увидев выбитую дверь и расколотую ломом филенку, всплеснула руками:
— Аспид! Ну, дурак оглашенный!
— А ты не шляйся когда не надо! — бросил ей в гневе Никиша. — Тебя никогда дома нет!
И умчался к машине. Что было дальше, уже известно…
Однажды вечером командиру позвонили с отдельного радиолокационного поста о том, что на озерко за сопкой, на которой стоял локатор, сели утки.
Пять минут на сборы, и мы укатили на озеро. Впрочем, точнее его стоило бы назвать большой высыхающей лужей, вокруг которой росла осока. Может быть именно потому место не понравилось стае, и когда мы приехали, она уже улетела. Посередине водоема плавала только одна кряква. Она либо не захотела улетать со всеми из-за своего гонора, либо прилетела позже и осталась здесь на ночевку в городом одиночестве.
Заметив охотников, птица заполошно сорвалась с места и решила улететь от греха подальше. Два выстрела прервали ее взлет. Стреляли Зенков и Никиша.
Первым к трофею подбежал Кузнецов. Он схватил утку и показал ее всем.
— Как я ее, а?!
— Пся кжев! — разозлился Зенков. — Это я ее. Все же видели!
— Нет, товарищи, — в свою очередь возмутился Никиша. — Это просто смешно. Я стрелял, а ты говоришь, будто утку завалил не я…
Зенков язвительно хмыкнул.
— Ты тоже стрелял, не спорю. Но мазанул. А влупил в нее заряд я.
— Нет, — Никиша взглянул на охотников, которые следили за их спором, — надо же, я мазанул! И кто это говорит! Да твоя дробь прошла мимо…
— Ладно, забери ее. Неси домой, раз она тебе так нужна.
— Мне нужна утка?! Да плевать я на нее хотел. Мне важен принцип. Промахнуться я не мог. И я докажу…
Никиша извлек из ножен охотничий нож с рукояткой из оленьего рога, повертел в руках утку, по следу крови нашел место, куда вошла дробина, сделал разрез и запустил в него пальцы. Мгновение спустя извлек наружу мятый комочек свинца.
— Вот! — Он повертел дробинку, внимательно разглядывая ее со всех сторон. — Точно, моя.
— Ну, — в изумлении выдохнул Зенков, — ты, брат, совсем… А может это моя? Чем докажешь?
— Не веришь?! Да я свою дробь узнаю с закрытыми глазами! На ощупь.
Все понимали бредовость аргументации, но никто в спор титанов не ввязывался. Узнать твой ли заряд поразил добычу или чужой по одной дробинке не возьмется даже судебная экспертиза, но доказать упертым спорщикам это вряд ли кто смог бы.
— На, — сказал Никиша и протянул утку Зенкову. — Я свое доказал, а пользуйся ей ты, если хочешь.
— Да не нужна она мне.
— Не хочешь? Тогда я ее кому-нибудь отдам.
Так старушке, которая пасла козу на окраине поселка подвалила удача — она получила трофей, который стал причиной размолвки двух стрелков.
Со временем эпизод забылся всеми, но отнюдь не Никишей.
Мы охотились на Аргуни и взяли неплохую добычу. В точно назначенное командиром время стали возвращаться к машине, чтобы ехать на ночевку.
Майор Зенков и Никиша Кузнецов вышли из прибрежных камышей вдвоем. Они несли гуся, держа его за крылья и широко растянув их в стороны, чтобы был виден гигантский размах — метра полтора не меньше. Голова гуся на безвольно обвисшей шее болталась у самой земли, желтые лапы вяло свисали из под живота.
— Ого! — раздался общий возглас. Все, кто стояли у машины не без охотничьей зависти оценили размеры и вес трофея.
— Мы завалили, — торжественно объявил Никиша. — Ничего воробышек, верно?
— Конгор, — определил капитан Коротков породу гуся. — Королевская птица…
Зенков и Никиша подошли к открытому заднему борту машины. В кузове уже лежала навалом добыча.
— Бросаем, — сказал Зенков Никише. — Раз, два…
Они в две руки раскачали гуся.
— Три!
Разом подбросили птицу вверх, метя в середину кузова.
Едва оба опустили руки, гусь сделал крыльями мощный мах. Шея выпрямилась, голова как копье нацелилась ввысь, желтые лапы подобрались под живот.
Еще один мах, такой же мощный как и первый, поднял птицу вверх. Она пролетела над кабиной машины и, не делая круга почета, по прямой, быстро набирая высоту, потянула к Аргуни.
— Стреляйте! Кто-нибудь! — истошно завопил Зенков.
Но выстрела не последовало.
Вторая статья нашего охотничьего морского закона требовала, чтобы стрелки возвращались на стоянку с разряженными ружьями, а к машине подходили, имея их в чехлах. И это правило строго соблюдалось.
— Перкеле, — выругался заграничном языке Зенков. Он не мог сдержать эмоций. — Пся кжев! Надо же так лажануться!
Никиша стоял рядом и улыбался.
— Как же вы так? — спросил я его, когда волнения дня улеглись и мы возвращались в гарнизон.
— Причем я? — искренне удивился Никиша. — Спроси лучше Зенкова, как это он…
— Что он?
— Как он стрелял.
— Вы же сами говорили, что ударили из двух стволов…
— Верно, говорили. Но, когда мы вскинули ружья, я понял — Зенков опять заведет спор о том, кто сбил птицу. А мне такие споры во, — Никиша чиркнул себя пальцем как ножом по горлу. — Я и решил ему уступить: пусть подавится. Потому пальнул для понта, но в сторону. Зенков вроде попал. Теперь ты видишь, как… Если бы гуся задела хоть одна моя дробина — он бы уже не взлетел. А теперь пусть Зенков переживает. Будь уверен, в душе он понимает, что произошло. Только никогда не признается. Все будет валить на нас обоих…
