Именно так обстояло дело и с Русановым, преподавателем тактики. Он запомнился как человек интересный, незаурядный. Это был офицер настоящего боевого закала, высокой культуры и большой требовательности. Оставаясь всегда начальником и преподавателем, он умел держаться со слушателями на равных, как уважающий их сослуживец.
Жизнь, прожитая Русановым, давала ему неоспоримое право на то, чтобы учить других. Перед революцией он служил в царской армии и командовал артиллерийской батареей. Сразу же после революции солдаты на общем собрании единогласно подтвердили его командирское право. В годы Великой Отечественной войны Русанов был офицером-направленцем при Ставке Верховного Главнокомандования.
Однажды в перерыве между занятиями, не помню уж как, зашел разговор о продвижении офицеров по службе в дни войны и мира. Русанов тогда высказал очень интересную мысль.
— Хотим мы того или нет, — сказал он, — но в мирное время чаще всего вверх, идет кто удобнее. Между тем, опираться можно только на то, что оказывает сопротивление. Хворостинка — не опора… Бойтесь, товарищи, удобных подчиненных…
Завязался спор. Стали выяснять, что такое командирская самостоятельность. «А это, — сказал Русанов, — в первую очередь умение дорожить собственным мнением. Дважды Сталин удалял Рокоссовского из зала заседаний Ставки, когда тот предложил план, который не совпадал со взглядами Верховного. И все же, возвращаясь, Рокоссовский стоял на своем. В конце концов Ставка приняла его план. Наполеон Бонапарт, человек крутой и решительный, однажды признался, что входит на заседания военного совета как в клетку со львами. И это не было преувеличением. Французскую армию — ее дивизии и корпуса — вели люди резкие, самостоятельные. Их было много. Всех и не упомнишь. Массена, Ланн, Бертье, Ней, Мюрат, Даву, Удино, Сульт, Ожеро… Все они признавали главенство Наполеона, но в то же время имели собственное мнение, умели его высказывать и отстаивать. Известен такой факт. После торжественного богослужения в честь императора Бонапарта тот спросил Ожеро, понравилась ли ему церемония. „Очень, — ответил генерал. — Жаль, на ней не присутствовали те сто тысяч погибших за то, чтобы таких церемоний не было“. Ответ, похожий на пощечину, прозвучал в присутствии множества свидетелей. И Наполеон вынужден был смолчать. Столь же резко высказывал Бонапарту свое мнение генерал Ланн. Тем не менее оба — Ожеро и Ланн командовали корпусами. Впрочем, не стоит идеализировать Бонапарта. Не вел бы он войны, уверен; на дивизии и корпуса быстро выдвинул людей, которым нравились церемонии в честь императора…
И вот, годы спустя, как иллюстрация к давнему разговору с преподавателем академии прозвучали слова генерала армии: «Знаешь, что самое опасное для армии в мирное время?» Было над чем задуматься…
Ровно в назначенный срок учения начались. С севера и с юга на больших скоростях рванулись навстречу друг другу танковые колонны — 19-й и 21-й танковых дивизий.
— На первую точку, — приказал командующий.
Колонна штабных машин, кружа по лесным дорогам, из района сосредоточения 21-й покатила к высоте, где был оборудован наблюдательный пункт руководства учениями.
На плоской вершине крутой каменистой горы саперы соорудили вышку со смотровой площадкой, на которой стояли стереотрубы. Однако командующий не стал подниматься на вышку. С земли долина также хорошо просматривалась на многие километры.
Ждать пришлось недолго. С севера к полигону уже приближалось облако пыли.
— Девятнадцатая, — по-суфлерски подсказал из-за плеча командующего знакомый уже полковник. — Двадцать первая запаздывает.
Ему, должно быть, очень хотелось, чтобы учение прошло по плану и события развернулись буквально напротив вышки командования.
Головная походная застава 19-й неумолимо приближалась. Уже невооруженным глазом стали хорошо различаться тяжелые приземистые машины, таранно мчавшиеся по долине.
— Ах, опаздывают! — не скрывая раздражения, повторял полковник, имея в виду 21-ю. — Безбожно опаздывают. По два «д» у каждого комбата, а точности ни на грош!
Головная застава 19-й прокатилась мимо командного пункта. За ней шла более мощная группа машин — авангард.
Полковник кипел, а командующий спокойно прохаживался у края обрыва. Его молчание полковник воспринимал как немой укор и свирепел еще больше,
Но вот, когда авангард 19-й вышел на линию вышки, когда уже всем стало казаться, что 21-я не уложилась в расчетное время, внизу, под каменистым крутым склоном ухнул оглушительный залп. Стая диких сизых голубей перепугано взметнулась над горой. Многие наблюдавшие за учением от неожиданности вздрогнули. И все вдруг увидели то, чего почему-то не замечали раньше: внизу, у подошвы горы, среди колючего кустарника стояли танки.
Грянул новый залп, и снизу дохнуло острым запахом горелого пироксилина.
Казалось бы, теперь все в порядке. Головная застава 21-й, появившись на поле боя раньше противника, выбрала выгодную позицию, пропустила такую же заставу 19-й и нанесла фланговый удар по превосходившему силами авангарду. Бой начался именно там, где и планировалось. Но начался он не так, как виделось операторам, и это окончательно вывело полковника из себя.
— Как эти танки здесь оказались?! По расчету времени они не могли так быстро пройти маршрут. Не могли!
Командующий повернулся к одному из посредников, майору с белой повязкой на рукаве.
— Прошу вас, пригласите командира головной заставы подняться ко мне.
Несколькими минутами позже, прыгая с камня на камень, к вышке по крутому склону поднялся лейтенант в танковом комбинезоне. Пока он искал глазами, к кому обратиться, полковник сумел вслух разрядить запас раздражения.
— Вы понимаете, что делаете? Три машины против батальона. Глупый авантюризм. Даже на учениях!
Командующий выступил вперед, и лейтенант, представ перед ним, откровенно растерялся.
Если судить по кинофильмам о жизни военных, то контакты между рядовыми и генералами возникают довольно часто. В действительности лейтенанты и капитаны, даже майоры не так уж часто встречаются со своими высшими командирами. У каждого из стоящих на разных ступенях служебной лестницы начальников свой круг дел, свои обязанности и заботы. И направлены они чаще всего параллельно — сверху вниз, почти не пересекаясь. Потому легко понять командира взвода, которому ни с того ни с сего в присутствии командующего войсками разгневанный полковник (а это ведь по крайней мере командир полка, если не дивизии!) бросил серьезные упреки. Возникала мысль: что если в самом деле, проявляя старание, не жалея сил, он, лейтенант, переборщил и тем самым сломал, испортил мудрый оперативно-тактический замысел, выношенный самим командующим — генералом с наибольшим количеством больших звезд на погонах? Пожалуй, хочешь не хочешь, а слабость от такой мысли под коленками возникает.
— Погодите, полковник, — сказал командующий. — Ваша точка зрения нам известна. Почему же не послушать лейтенанта? У него ведь свой замысел был. Как, товарищ лейтенант, был?
