— Товарищ лейтенант, ваше приказание выполнил!
Лейтенант, поправив опояску, повернулся к майору:
— Товарищ майор, ваше приказание выполнено!
Майор, полный подобострастия и служебного рвения, прищелкнул каблуками и доложил о том же полковнику. Полковник — генералу Колесникову.
Колесников — огромный и громоздкий, рыкающим басом обратился к Москаленко:
— Товарищ генерал армии…
Жуков, стоявший рядом и видевший все, что происходило, махнул рукой:
— Все свободны.
Прохождение приказа от министра до солдата, которое произошло на глазах сотен слушателей военных академий, выглядело довольно комичным, но комизм, на мой взгляд — это одна из неотъемлемых сторон всей военной жизни.
«БЕРИЯ, В ЦЕПИ ЗАКУЮ!»
Мой коллега и приятель военный журналист Алексей Котенев, рассказывал о случае, свидетелем которого он был сам. Генерал П. Батицкий, в 1953 году обеспечивал охрану бункера, в котором содержался арестованный сталинский сатрап Лаврентий Берия. Генерал дневал и ночевал на охраняемом объекте. И вот однажды ему доложили, что Берия отказался от пищи и пытается объявить голодовку. Батицкий рассвирепел. Он отправился в бункер. Перед ним открыли стальные тяжелые двери. Батицкий спускался по лестнице в чрево подземного командного пункта Московского военного округа широкими нервными шагами, и его басовитый командирский рык разносился под сводами бункера:
— Берия, етвоюмать! Не будешь жрать, в цепи закую!
Позже Котенев признавался, что угроза Батицкого произвела впечатление даже на него — вольного человека. Особенно угроза «заковать в цепи», смысл которой увязывался только с далеким прошлым, когда арестантов заковывали в кандалы. Почему именно эта мысль пришла на ум советскому генералу, сказать трудно. Но Берия продолжать голодовку не рискнул.
НАУКА И ПРАКТИКА
Смелый кандидат военных наук опубликовал в журнале статью, со строгим разбором оборонительной операции, против танковой группировки немецкого генерал-фельдмаршала Манштейна, старавшейся деблокировать войска генерал-фельдмаршала Паулюса, зажатые в Сталинградском котле. Противостоявшими ему силами руководил Маршал Советского Союза Р. Малиновский Кандидат наук делал вывод, что если бы Малиновский проявил больше смелости, то можно было нанести Манштейну куда более значительные потери, чем те, что были ему в действительности нанесены.
Малиновскому, который в то время являлся министром обороны, показали статью. Он ее прочитал. Подумал и сказал:
— Большой умник, этот историк: положил с одной стороны бумаги Манштейна, с другой — мои и все тут же за нас обоих решил. Немного труднее быть смелым, когда работаешь со скудными разведанными и не имеешь о противнике полного представления. Впрочем, пусть пишет. Как это там говорят? Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны. Это именно тот случай…
ПАРОЛЬ ЧЕСТНОСТИ
Однажды, вспоминая военные годы, Павел Иванович Батов в беседе со мной сказал: «Горький говорил, что всем лучшим в себе обязан книгам. А я вот всем лучшим обязан Константину Константиновичу Рокоссовскому. Мы были почти одногодки. Это обычно дает людям право считать, что каждый сам с усам. А я учился у Рокоссовского и не хочу этого скрывать. Причем не по-школярски учился, а смотрелся в него, как в зеркало, и старался хоть в чем-то, но походить. Вот один случай. Это было в боях под Москвой. Мы обедали с Рокоссовским в его блиндаже. Вдруг зазвонил телефон ВЧ. Поскольку звук у него был сильный, при разговоре трубку приходилось держать подальше от уха. Так я и услыхал весь разговор. „Товарищ Рокоссовский?“ — спросили с того конца провода. „Слушаю вас, товарищ Сталин“, — ответил Константин Константинович. „Чем вы сейчас заняты?“ — „Обедаю, товарищ Сталин“. — „Хорошо, позвоните мне минут через двадцать“. И трубку повесили.
Уж на что я хорошо знал Рокоссовского, все равно был удивлен. Мне казалось, что обед, — это не то дело, о котором надо сообщать Верховному. Можно же было сказать что-нибудь другое, нейтральное. Верно? Но потом понял: гордость не позволяла Рокоссовскому говорить неправду о самых мелких мелочах. Он не мог унизить себя неточностью. Его спросили, чем он занят. И ответ последовал точный. Именно это делало Константина Константиновича человеком надежным, кому можно было верить во всем — в большом и малом.
«Я обедаю». Это осталось во мне на всю жизнь, как пароль. Пароль честности. Пароль гордости».
Новый командир дивизии, вступив в должность, отдал приказ:
«Впредь руководствоваться такими положениями:
а) Генерал всегда прав.
б) Если генерал ошибся, то руководствоваться пунктом «а».
МАРШАЛЬСКИЙ АВТОГРАФ
Начальник Главного политуправления Маршал Советского Союза Филипп Иванович Голиков проводил совещание молодых армейских литераторов. Как водится, был доклад, который маршалу написали ретивые спецы из отдела культуры и печати. Хороший доклад, как тогда считалось, должен был быть остро критическим. Поскольку у «молодых армейских литераторов» за плечами не мелось крупных литературных трудов, в центре внимания Голикова оказался роман подполковника Ильи Миксона, изданный в Москве военным издательством. Книга была средней по уровню, высоких похвал не заслуживала, но и той критики, которую на нее обрушил маршал, тем более.
После окончания совещания в зале, где оно проходило, начали продавать недавно вышедшую в свет книгу воспоминаний Голикова о гражданской войне. Если не ошибаюсь, называлась она «Красные орлы». В числе других купил книгу и Миксон. Подошел к Голикову, чтобы тот поставил автограф.
Маршал надел очки, почесал авторучкой за ухом. Спросил:
— Скажите, а фамилия Миксон склоняется?
— Товарищ Маршал Советского Союза, — ответил подполковник. — Вы ее склоняли не менее получаса, а теперь спрашиваете…
Голиков что-то шваркнул ручкой на титульном листе и отшвырнул книгу к Миксону.
ГЕНЕРАЛЫ — ВЗГЛЯД СО СТОРОНЫ
Генерал решил поговорить по душам со своим водителем.
— Ты женат, Ваня?
— Так точно, женат.
— И давно живешь с женой?
— С моёй?
— Не с моёй, а с моей.
— С вашей? Уже второй месяц, товарищ генерал.
Без генералов и полковников армия невозможна. Отмени эти звания и у офицеров пропадет главный стимул службы: зачем тянуть лямку, если при всех стараниях ни полковником ни генералом не станешь? Из ста офицеров полковниками стают двое, из ста полковников в генералы пробивается один. Но это статистика, которая не отменяет мечты: «Как хорошо быть генералом, как хорошо быть генералом…»
Тем, кому не удается пробиться к заветным широким погонам, остается язвить в адрес тех, кто сумел их урвать.