– Коля! – Она обрадованно подбежала к нему. –
Как хорошо, что ты задержался!
– Чего тебе? – неприветливо спросил Николай, в
последнее время, после той истории с кассетой, он ее избегал.
– Подвези хоть на полпути, – рассмеялась Света.
– Садись, – процедил он.
– Какой-то ты, Коля, в последнее время мрачный, –
завела Света разговор в машине. – Скучный такой, на девушек не смотришь.
– Чего на них смотреть? – пробурчал Николай.
Сегодня он имел разговор с начальством насчет прибавки к
зарплате и нарвался на отказ. Сволочь Каморный, обещал же замолвить словечко.
Сам всегда при деньгах, а он, Николай, должен выклянчивать жалкие гроши… Он
знает, что Каморный не брезгует и шантажом, чтобы денежки раздобыть. Так
делился бы с другими, не все самому хапать!
Уже несколько часов Николай чувствовал сильнейшее желание
напиться и теперь сердито посматривал на сидевшую рядом Свету. Денег у него
было в обрез, только на самую дешевую бутылку водки, при Свете он такое
покупать стеснялся, а теперь еще придется подвозить ее до дому – нельзя же,
действительно, высадить девчонку посреди ночи, – стало быть, вожделенная
попойка откладывалась.
– Действительно, что на девушек просто так
смотреть, – игриво приговаривала Света, – с ними надо делом
заниматься.
И поскольку он продолжал угрюмом молчать, заговорила
серьезней:
– Ты зря сердишься, Николай, я перед тобой не виновата.
– Ты меня использовала, – он смотрел прямо перед
собой на дорогу, – из-за тебя у меня неприятности были.
«А если бы ты знал, какие у меня из-за тебя неприятности
были», – подумала Света, а вслух сказала:
– С Каморным мы разобрались, он не в претензии.
– Ты меня подставила, – упрямо тянул свое Николай.
«Ну и скотина! – даже весело подумала Света. – Это
кто кого подставил. Если бы ты не трепался в "пьяном виде, откуда коньяк
взял, то Каморный ничего бы и не узнал. А теперь этот пьяница, видите ли,
делает оскорбленную мину».
– Каморный, конечно, тоже сволочь, – Николай как
бы прочитал ее мысли, – надоел, паразит, до чертиков. Гоняет туда-сюда, а
как до денег дело доходит, так у него слух напрочь отказывает.
В его ворчании Света уловила отзвук настоящей ненависти. Это
было неудивительно – как уже говорилось, Александр Каморный умел вызывать в
людях это сильное чувство.
– Как будто я не знаю, как он деньги
зарабатывает, – себе под нос произнес Николай.
Света сделала вид, что не расслышала, а сама насторожилась.
– Вот что, Коля, я знаю, что нам с тобой сейчас
надо, – примиряюще произнесла она и положила руку на его колено. – А
нужны нам бутылочка чего-нибудь покрепче и место, где мы ее спокойно можем
уговорить. А то день сегодня был утомительный и тяжелый… Ну как, идет? Если у
меня не хватит, ты добавишь?
– А то, – повеселел Николай, – и едем ко мне.
– Едем. – Света отвернулась к окну, чтобы он не
заметил презрения на ее лице.
Квартира была в старом доме, и довольно захламленная,
насколько Света могла заметить в темноте – Николай почему-то не зажег свет в
прихожей.
– Дверь не забудь закрыть! – донеслось из дальней
комнаты.
– Кто там – соседка? – шепотом спросила Света.
– Это мать, она спит.
«Как противно все! – с тоской подумала Света. – И
на черта я сюда поперлась?»
В комнате он смахнул какое-то барахло со стола – старые
газеты, тетрадки, – торопясь расставил стаканы, принес с кухни какую-то
еду на тарелке.
«Да он же скоро совсем сопьется, – с удивлением думала
Света, наблюдая как дрожат руки Николая, когда он подносил стакан ко
рту. – А впрочем, какое мне до этого дело?»
Сама она только пригубила, чтобы не возбуждать у него
подозрений. Николай выпил, закусил и расслабился. Теперь он уже поглядывал на
Свету ласково.
– Не дрейфь, лапочка, прорвемся! Давай-ка еще по одной…
Дело пошло быстро. Николай, как все алкоголики, скоро
опьянел, и его потянуло на разговоры. Тема была одна: вероломство и
неблагодарность Сашки Каморного. Света только в нужную минуту поддакивала или,
наоборот, выражала недоверие, и беседа текла ровно, как ручей после дождя. Она
узнала много про Каморного, в основном, какой он подлец, но Свете было
неинтересно, потому что это она и раньше про Каморного знала.
– Однако ты не будешь спорить, – осторожно начала
она, – что Каморный как репортер очень удачлив – все у него везде
схвачено, никто из криминальных личностей никогда его не трогает, и вообще…
– Что – «вообще»? – пьяно возмутился
Николай. – Стал бы кто внимание на него обращать, если бы он… под
«ладожскими» не ходил?
– Да ну? – искренне удивилась Света.
– А ты – репортер, смелый, удачливый! – распалился
Николай. – Да я сам видел и слышал, как он… в общем, под ними он, это его
крыша. Поэтому другие его не трогают.
– Ну надо же… – задумчиво бормотала Света.
– А ты… ты зачем это расспрашиваешь? – теперь Николаем
овладела пьяная подозрительность. – Опять меня во что-то втягиваешь? Зачем
пришла – про Сашку разведать?
– Да что ты все про Сашку, – торопливо сказала
Света, – как будто нам нечем заняться…
Она подошла к нему близко и заглянула в глаза. Ничего там не
было интересного, кроме пьяной злобы и куража.
«Ну и дерьмо же мужик! – подумала Света. – За что
его Каморный держит? Впрочем, Каморный сам дерьмо».
С этой мыслью она начала быстро расстегивать пуговицы на
рубашке Николая. Он посмотрел тупо, потом до него наконец дошло, к чему Света
клонит, и он несколько оживился, даже погладил ее по голове и пробормотал
что-то ласковое, как ему казалось. Света даже удивилась, как быстро он пришел в
возбужденное состояние – она думала, что он сильно пьян и будет как кисель. Он
встал и даже сделал попытку отнести ее на руках на постель, но попытка
окончилась неудачей. Света ощутила запах нестиранного постельного белья,
похоже, что кровать в этой комнате не застилалась на день никогда.
Действо закончилось быстро: секс и пьянство – две вещи
взаимоисключающие. Николай перевернулся на спину и через минуту задышал ровно.
«Теперь утром если он и вспомнит, что я была у него, то про
разговоры наши точно забудет, – думала Света. -. А то протрепался бы
Каморному, а тот, если узнает, что я в курсе его отношений с „ладожскими",
устроит мне не жизнь, а каторгу».
Она оделась и вышла в прихожую. На пороге своей комнаты
возникла старуха в длинной ночной рубашке, худая морщинистая шея была обвязана
стареньким шарфом.
– Я ухожу, – обратилась к ней Света, иначе жутко
было стоять в полутьме и молчать.
