Оксана молча поставила перед ним миску с какой-то
невообразимой похлебкой. Выхлебав миску в два глотка, Лось сел на солнышке,
привалившись к стене своей хибарки, и задремал. Через полчаса он встрепенулся и
беспокойно завертел головой:
– Ой, чегой-то мне неможется! Вроде как темень перед
глазами. Не видать ни черта! Ты чего мне, стерва, в похлебку намешала? Я тебя…
я тебя… – потом он снова задремал, иногда во сне тяжело постанывая.
Оксана следила за ним со страхом и волнением. Вдруг Лось
забормотал что-то неразборчивое, на губах у него выступила пена, он задергался,
попытался встать, но не смог. Он застонал, сполз вниз по стене хибарки,
вытянулся и затих.
Оксана прощупала пульс, профессионально констатировала
смерть, накрыла его, как спящего, тряпьем, заменявшим покойному Лосю одеяло, и
облегченно вздохнула. Потом она взяла тряпку, тщательно протерла бутылку с
остатками спирта, чтобы не оставлять на ней своих отпечатков, хотя кто там
всерьез будет расследовать смерть бомжа, загнувшегося с перепою на свалке?
Потом она поискала и нашла место, где Лось прятал свою заначку – то немногое,
что не успевал сразу пропить, и, вытащив из тайника несколько скомканных
бумажек, выскочила из ненавистной хибарки.
Тут же из-за соседней кучи мусора появился Америкашка,
дожидавшийся в засаде развития событий. Оксана с отвращением посмотрела на него
– грязного, небритого, оборванного, но вспомнила, что она сама сейчас выглядит
не лучше, а он все-таки, какой-никакой, а гражданин США, и где-то там, в
Миннесоте, у него есть свой маленький бизнес и не такой уж маленький
дом, – и, махнув рукой на внешний вид и никчемный характер, она позвала
Алекса.
– Все в порядке? – напряженно спросил тот, подходя.
– В порядке, в порядке, америкен бой! Все о'кей! Ты
мне, дорогой, вот что скажи: почему же ты обо мне-то так печешься? Зачем
метилку приволок? Зачем тут дожидался? На черта я тебе такая сдалась? Сам же
зеркало мне подсовывал!
– Оксана, мы с тобой многое пережили вместе, я
чувствую, что нас что-то связывает. Ты – жесткий человек, но в вашей стране
только такие, как ты, выживают. Мне в таком виде без денег, без документов,
отсюда не выбраться, я так и пропаду на этой свалке. Я просто не представляю,
что делать. А ты… ты все умеешь, ты своя в этой стране, ты выберешься отсюда и
меня вытащишь. Я понятно объяснил?
– Доступно. Я чуть не прослезилась. Особенно мне
понравилась мысль, что я своя на свалке. Ну-да ладно, в чем-то ты прав. Пойдем,
я тебя с этой свалки вытащу. Но потом и ты меня вытащишь. Из этой страны.
Такое решение пришло к Оксане не внезапно. Оно зрело в ее
подсознании с того самого момента, когда она провалилась в кузов мусоровоза.
Она сразу поняла, что бывшая жена ее временного мужа вряд ли будет держать рот
на замке, и слава о ее пикантном приключении будет преследовать ее повсюду.
Санкт-Петербург, как известно, город маленький, и где бы Оксана не оказалась,
присутствующие дамы будут принюхиваться к ней и перемигиваться:
– Как, это та самая? Со свалки? Как интересно!
А если даже никто и не будет перешептываться, ей это будет
казаться и ничего с этим не поделаешь. С работы ее, конечно, давно уволили,
офортов они не нашли, и еще неизвестно, может быть, старуха все-таки заявила в
милицию. Поэтому выход один – с Алексом в Штаты. Там никто, кроме него, не
будет знать ни про офорты, ни про свалку, а уж он-то будет нем как рыба – сам
такой!
Алекс понял ее мысли, потому что посмотрел на нее долгим
серьезным взглядом, что-то прикидывая про себя и сказал:
– Согласен.
Часом позже к мусоровозу, разгружавшемуся на свалке, подошли
два бомжа – мужчина и женщина, если можно было назвать мужчиной и женщиной два
грязных бесформенных создания в выцветших лохмотьях. Женщина подошла к кабине.
– Эй, мужик, отвези нас в город на своей карете!
– Сейчас, разбежался! Чтобы вы мне потом всю кабину
провоняли! Отвали, пьянь подзаборная!
– Ты погоди, не гони волну. Мы можем и в кузове, один
раз уже ездили. И не даром повезешь.
– Натурой, что ли, платить будешь? Да об тебя ноги
противно вытереть! Еще и заразишь чем-нибудь!
Оксана сжала зубы и молча вынесла еще одно унижение. Теперь
ей все было нипочем.
– Сто лет ты мне был нужен, натурой с тобой
расплачиваться! Полтинник я тебе дам.
– Полтинник? Да у тебя таких денег отродясь не было!
Оксана молча вынула из-за пазухи пятидесятитысячную бумажку
и показала шоферу.
– Но только на месте заплачу, в городе, а то знаю я
вашего брата – сбросишь по дороге – и всего делов!
– Сто.
– Ты, знаешь, не наглей так сильно-то. Больше не дам. И
того тебе много. Не хочешь – другого найдем.
– Ну ты даешь! Поглядеть на тебя – родилась под
забором, а торгуешься так, словно всю жизнь на такси ездила!
Алекс подсадил Оксану в кузов мусоровоза и влез следом.
Свежему человеку запах в кузове показался бы невыносимым, но они уже привыкли,
и сами распространяли такой аромат, что в мусоровозе чувствовали себя как дома.
Машину швыряло на рытвинах и ухабах. Если по дороге на свалку они ехали на
двухметровой горе мягкого мусора, то теперь в пустом кузове набили себе синяков
и шишек, но это все было ерундой по сравнению с тем фактом, что они ехали к
цивилизации.
Три дня спустя, отмытый в Оксаниной ванной, выбритый,
облитый лучшим мужским одеколоном, прилично одетый Алекс Ильичевски беседовал с
сотрудником американского консульства.
– Мистер Ильичевски, мы провели идентификацию ваших
отпечатков пальцев по базе данных ФБР. Ваша личность подтверждена. За время
вашего… отсутствия произошло недоразумение. Некто неизвестный, воспользовавшись
вашим паспортом и авиабилетом с открытой датой, вылетел рейсом Санкт-Петербург
– Нью-Йорк. Самолет потерпел аварию над океаном. Никто из пассажиров и членов
экипажа не спасся. Вы, вероятно, слышали об этой трагедии? Нет? Вы единственный
гражданин Соединенных Штатов, который о ней не слышал. Таким образом, в глазах
закона вы скончались. О вашей смерти сообщили вашей семье. Ваша жена получила
страховку. Теперь, по-видимому, у нее будут проблемы со страховой компанией.
– Это моя бывшая жена. Мы разводимся.
– Но еще не развелись.
Может быть, Алекс стал излишне подозрительным, но ему
показалось, что сотрудник консульства все время к чему-то принюхивается.
Возможно, это Алексу просто показалось, но на нервы это действовало ужасно. Он
и сам все время к себе принюхивался, а уж сколько денег тратил на одеколоны!
– И еще раз, мистер Ильичевски, я хотел бы, чтобы вы
объяснили причину вашего исчезновения больше чем на два месяца, и то, каким
образом ваши документы могли оказаться у постороннего лица.
– Мне не хотелось бы говорить об этом.
