В коридоре послышался шум – вернулась соседка Алевтина, она
подрабатывала вечерами – вела при ЖЭКе кружок мягкой игрушки для детей и
ковроткачества для взрослых. В комнате у тети Нюры была ниша, там стоял старый
диван с валиками и много всякого хлама. В проеме ниши висела плотная занавеска,
так что если ее задернуть, то нас не заметят. Мы с Борисом затаились в нише, а
Надежда вышла на зов Алевтины.
– Надежда Николаевна, вы мужа моего не видели, куда он
запропастился?
– Да вышел он куда-то часа полтора назад.
– Как – полтора часа? А где же он так долго ходит? У
него же куртка здесь.
– Да точно, он в костюме вышел, я еще удивилась.
Алевтина заскрипела дверцами шкафа.
– Костюм выходной надел, рубашку белую, – донесся
ее растерянный голос.
Надежда зашла к нам в нишу и зашептала:
– Времени десятый час, я буду собираться. Где-нибудь
минут через сорок меня впустите обратно.
В коридоре зазвонил телефон. Алевтина послушала, вскрикнула,
потом опять долго слушала. Надежда выскочила в коридор, оставив дверь открытой,
так что нам был слышен весь разговор.
– Что с вами, Аля, вы плачете?
– Звонили из больницы, четвертой психиатрической, Мурат
у них в тяжелом состоянии, бредит, меня зовет.
– Да куда же вы на ночь глядя? Ведь это, наверное,
далеко?
– От Веселковичей автобус ходит, она мне все объяснила.
– Да кто она-то?
– Женщина-врач звонила, такая внимательная. Говорит,
если я приеду, это может помочь вывести его из критического состояния, так как
же я могу не поехать? Говорили ведь мне люди, – Алевтина заплакала, –
своди его к психиатру. Поставь на учет, а я все жалела его, колебалась.
– Пойдемте вместе, я вам помогу машину поймать, и номер
на всякий случай запомню, а то ночью одной ехать…
Их голоса стихли за хлопнувшей дверью. Мы с Борькой вышли из
ниши в темную комнату. Кот сидел на буфете, сверкая оттуда зелеными глазами.
Было неуютно и страшновато – сидим в темноте в пустой квартире и ждем
неизвестно чего. Борька тихонько на цыпочках сходил на кухню, попил там воды из
чайника и вернулся. Я из-за занавески тайком осматривала двор. Стояли там
несколько машин, но были ли в них люди, рассмотреть невозможно. Борька взял
меня за руку и вывел в коридор, где почему-то было окно, выходящее на
лестничную площадку. Была видна дверь квартиры напротив, лестница и в стороне
еще одно маленькое окошко, в соседнюю квартиру, что ли? Нет, не похоже. Я
глазами показала Борьке на это окно, он наклонился к моему уху:
– Там пожарная лестница, выходит в другой двор, я
посмотрел, пока мы вокруг дома болтались.
Все-таки у мужчин наблюдательность развита лучше!
На лестнице показалась озирающаяся Надежда. Мой муж бесшумно
открыл ей дверь, мы тихонько прошли по коридору и уселись на старом диване в
нише.
– Ну что, соседей выманили как по нотам. Сначала
какая-то баба его на машине увезла, а потом она же позвонила жене, что он в
больнице.
– А может, он и правда в психбольнице?
– Да ему-то там самое место, только вряд ли стали бы
жене оттуда звонить и ночью ее туда вызывать. Я пыталась ее отговорить, но вы
сами слышали…
Мы еще посидели немного в темноте, потом я прислонилась к
Борькиному плечу и незаметно задремала, а проснулась оттого, что мой муж
дернулся и зажал мне рот. Я прислушалась. В замке скрежетал ключ.
Мурат Рахманов был счастлив, как никогда в жизни. Он ехал на
машине вместе с любимой женщиной к ней домой. Она с благодарностью приняла его
букет, улыбнулась и сказала, что приглашает его в гости, но сначала надо
заехать в одно место, тут недалеко.
Оксана привезла этого придурка на старый заброшенный склад
на окраине города. Склад был не то в сарае, не то в бараке. Еще несколько лет назад,
когда она работала в кооперативе, ее начальство пыталось приспособить это
помещение к делу, но потом нашлось кое-что получше, и сарай бросили за
ненадобностью. Мурат доверчиво пошел за ней внутрь. Там уже ждал Алекс с
одеялом, которое он немедленно набросил на влюбленного Мурата. Оксана достала
шприц и вколола ему двойную дозу снотворного. Мурат вскоре затих. Они уложили
его на какие-то ящики и прикрыли одеялом, чтобы не замерз. Дверь запирать не
стали, чтобы утром Мурат смог выбраться наружу.
Алевтина долго ехала от станции Веселковичи на последнем
рейсовом автобусе до 4-й психиатрической больницы, потом долго шла в темноте
вдоль высокого забора. За забором не раздавалось ни звука, видно, психи давно
спали. Наконец, она нашла ворота, естественно, запертые по такому времени, но в
окошке дежурного горел свет. Алевтина постучала, никто не отозвался, тогда она
пришла в отчаяние и стала колотить в ворота ногами.
«Новое дело, – подумал выглянувший в окошко
дежурный, – психи сами приходят в такую даль, возить не надо. Что ж ты,
тетя, так поздно? Закрыто у нас!»
Но Алевтина продолжала стучать, плача и крича. Охранник
вышел и спросил, какого лешего ей надо так поздно? Алевтина довольно внятно
объяснила ему про мужа и про звонок врача, что муж ее бредит и ждет ее, вот она
и приехала.
Дежурный очень удивился и сказал, что к ним по «скорой» не
возят, у них клиенты свои, проверенные, а если человеку на улице плохо, то его
в простую больницу везут, а уж там, если определят, что псих, так и то не к
ним, а в Сухово-Кобылина, а у них в четвертой психушке в основном хроники,
которых не вылечишь, так это когда еще такой диагноз поставят.
Но Алевтина так упрашивала его позвонить на отделение, что
он поддался на ее уговоры и позвонил. Заспанный дежурный врач грубо ответил, что
никакого Рахмана Муратова он и в глаза не видел, никого к ним сегодня не
привозили, а если тетка будет скандалить, то позвать санитаров, оформить как
новенькую и сунуть пока на женское отделение, а утром врачи придут, разберутся.
Все это сердобольный охранник поведал Алевтине, она
испугалась, что правда запрут в психушку, и затихла. Дежурный напоил ее чаем и
разрешил посидеть у себя до утра, потому что первый рейсовый автобус будет
только в 7.30. Алевтина немного успокоилась и прикорнула в уголке, решив, что
она тогда по телефону от расстройства все перепутала, и, может быть, Мурат уже
сам вернулся в квартиру и спокойно спит дома. Однако в пять утра охранник
разбудил ее словами:
– Ну, повезло тебе, срочный вызов у нас есть в город.
Сейчас поедут, и тебя захватят.
Санитары, злые, как черти, запихнули Алевтину в машину,
беспрерывно ругаясь.
Из их разговора Алевтина поняла, что их постоянный клиент,
отпущенный из больницы в период ремиссии, неожиданно и совершенно не ко времени
запсиховал.
– И ведь не мог до утра подождать, сволочь! Ведь среди
ночи поднял! Говорил я доктору Иван Степанычу, не выписывайте вы его, себе
дороже обойдется. Нет, говорит, мест нету, пускай они его сами дома кормят. Вот
теперь тащись за ним в такую рань. Тебе куда, девушка? – обратился он к
Алевтине.
