— Нет, возмущенно возразила она. — Чтобы просить помощи для Клэр! — Она тоже вскочила, вся ее стройная фигурка выражала возмущение и отчаяние. — Я так же, как и ты, была полна решимости не вытаскивать больше Джеми из его передряг, — проговорила она. — Я говорила ему и в этот раз и в прошлые разы, что больше не стану втягивать в это дело тебя! Но — о господи! — она тяжело вздохнула и умоляюще взглянула на него. — На сей раз все по-другому, Гай, ты должен это понять. На этот раз борьба идет не между тобой, мной и Джеми, сюда вовлечена и Клэр! Милая, добрая Клэр, которая в жизни никому не желала зла! Ведь ты же не можешь отвернуться от нее, Гай, ведь нет? Ты же не оставишь ее без помощи лишь только для того, чтобы иметь возможность отомстить Джеми?
Он был готов отказать, она видела это в выражении его плотно сжатых губ и почувствовала, как ее охватывает страх.
— Ну, пожалуйста, Ги, — она схватила своими дрожащими пальцами его мускулистую руку. — Ну, пожалуйста, — умоляюще проговорила она.
Он долгим и тяжелым взглядом посмотрел в самую глубину ее синих глаз; его глубокие, темные глаза растревожили ее, возбудили в ней воспоминания, такие сладкие и печальные, что она чуть не расплакалась. Когда-то она просто утонула в этих глазах, доверив им свою любовь и надежду.
Он отвел глаза от ее лица и посмотрел на ее руку, вцепившуюся в его рукав. Его чудные ресницы бросали густую тень на смуглую щеку. Она увидела, как смягчается выражение его губ, он опять поднял глаза и посмотрел ей прямо в лицо, и неожиданно в их молчании вновь возникла напряженность, но не та, прежняя, по поводу Джеми, а совершенно отчетливая сексуальная напряженность, которая не должна была сейчас проявляться! Марни тряхнула головой, желая избавиться от этого совершенно ненужного сейчас чувства, быстро облизнула моментально пересохшие губы, с трудом переводя дыхание.
От Гая не ускользнуло ничего. Он заметил все, что она испытывала, так неосторожно приблизившись к нему, что-то неуловимое пробежало по его лицу, его темно-карие глаза как будто стали еще темнее. Марни затаила дыхание — в надежде, что ее призыв дошел до его сердца, в страхе, что он сейчас заговорит о том, в чем она ему не сможет отказать.
— Пожалуйста, охрипшим голосом проговорила она. — Забудь о своей неприязни хотя бы на этот раз — ради Клэр!
Было видно, что он колеблется — в ее глазах мелькнула надежда, — но он лишь еще ниже, склонил свою голову и произнес тихо, но твердо, так, чтобы у нее не оставалось сомнений относительно его намерений:
— А ты, Марни? Ты готова забыть о своей неприязни ради милой Клэр?
Ее бешено колотящееся сердце сжалось, по телу прошла дрожь. Она стояла, не шелохнувшись, не отводя взгляда от его сурового смуглого лица, спрашивая себя, почему у нее хватило глупости думать, что на этот раз ей удастся переиграть его. В конце концов, Гай достаточно ясно дал ей понять, чтобы она больше не обращалась к нему с просьбами, если не желает платить за это. Она же знала, что он никогда не бросает слов на ветер. Именно поэтому он и стал тем, кем был сейчас. Вот оно, его полное нежелание идти ни на какие компромиссы, даже когда дело идет о его жизни, с горечью подумала она. Разумно это или нет, но Гай делает только то, что хочет сам.
Отпустив его руку, она с трудом отступила назад, чувствуя, как дрожат ее ноги, затем отвернулась, чтобы не видеть выражение торжества в его глазах, когда она даст ему ответ.
— Да, — прошептала она, — я готова на это.
К ее удивлению и полному недоумению, хотя она только что уступила ему и согласилась на то, о чем он умолял ее всё эти четыре года, Гай тоже отвернулся от нее и подошел к окну.
— Насколько готова? — спросил он, не поворачивая к ней головы при этом дополнительном вызове.
Она не могла отвести взгляда от его темной мускулистой спины.
— Что бы ты ни попросил… — проговорила она. — Что бы ты ни попросил за это.
— Тебя, — он повернулся к ней, глядя на нее холодно и жестко, как умел смотреть. — Я хочу вернуть тебя обратно.
Она ждала этого. Она ехала сюда, прекрасно понимая, что именно этого он от нее и потребует. Так почему же она чувствовала, как отхлынула кровь от лица, как больно сжалось ее сердце, так что перехватило дыхание, и ей пришлось бессильно опуститься на диван.
— О господи, Гай, — с трудом прошептала она. — Я, наверное, не смогу!
Если и до этого он казался ей отстраненным, то ее тихий вскрик, казалось, вызвал у него полное отчуждение. Было впечатление, что перед ней холодная гранитная статуя без чувств, без нервов.
— Я же предупреждал тебя, чтобы ты меня не впутывала в дела своего брата, — резко сказал он. — Я также помню, что предупреждал тебя о том, что срок моей так называемой епитимьи за то, что причинил тебе горе, уже истек, — он перевел дыхание и увидел, как она обхватила себя руками, чтобы унять дрожь, как бы обороняясь от его слов. — Пора выйти наконец из этого тупика, в котором мы оба застряли, Марни!
— Но я больше не принадлежу тебе! — воскликнула она.
— Ты всегда принадлежала мне! — бросил он, наконец, сдвигаясь с места и приблизившись к ней. Казалось, он готов взорваться от охватившего его напряжения. — Единственное, что ты сделала сегодня, это избавила меня от необходимости что-то изобретать, чтобы вернуть тебя!
— Используя Джеми? — сказала она. — Используя слабого для помощи сильному?
Гай коротко кивнул головой, совершенно не обидевшись.
— Точно так же, как и Джеми использует твою силу, чтобы подпереть свою собственную слабость, Марни. Так что, это еще как посмотреть, моя дорогая.
— А Клэр?
— Клэр — это твоя слабость, Марни, — заявил Гай, — не моя. И даже не Джеми. Интересно, отчего это?
Марни отвела взгляд от его проницательных глаз, не желая признаваться в этой слабости, которую она действительно питала к своей невестке.
— Так в каком же качестве я должна стать твоей собственностью на этот раз, Гай? — с горечью спросила она, понимая, наконец, и признавая, что полностью находится в его власти. Она подняла голову, чтобы он увидел выражение холодного презрения на ее лице, которое, в свою очередь, заставило его помрачнеть. — Жены или любовницы? — продолжала она. — Дело даже не в том, которая из нас будет играть большую роль в твоей жизни, — добавила она, желая его уязвить, — но твой отец не согласится ни на что другое, кроме как на официальный брак между нами, и ты это прекрасно знаешь.
— Ну, значит, ради моего отца, — пожал он плечами, как будто для него это не имело никакого значения, — мы опять станем мужем и женой — в сущности, за эти четыре года я и не расценивал иначе наши отношения, — добавил он сухо.
Марни презрительно скривила губы.
— Если учитывать твое поведение за эти четыре года, как и за то время, что мы были в браке, Гай, то тебе уже можно было бы раз двадцать предъявить обвинение в супружеской измене, — она вызывающе взглянула на него. — А может быть, не двадцать, а тридцать или даже сорок?
