Да и сумма довольно смешная — четыреста рваных. Можно и не вспоминать про отдачу.
Вскоре на кухню притащился Никита, сел напротив, закурил, плеснул себе аперитива. Трусы напялил — и на том спасибо.
— Хлебнешь?
— Не-а. Горькое, теплое…
— Есть и сладенькое, и прохладненькое. Он извлек из холодильника литруху итальянского вермута, откупорил, посмотрел на Таню. Она кивнула.
— Наливай… А по какому поводу гуляешь, да еще в одиночку, если не ошибаюсь?
— Не ошибаешься. Еле вырвался, приехал, понимаешь, с дружками оттянуться напоследок, да в городе нет никого.
— Напоследок?
— Свободу пропиваю, сестренка. Женюсь.
— Поздравляю. Таня сдобрила кислую интонацию лучезарной улыбкой и подняла стакан с вермутом. — Sei brav und gesund!
Никитка залпом выпил полстакана неразбавленного кампари и поморщился.
— Спасибо, сестренка, одна ты меня правильно понимаешь и пожелала самое то.
Именно отвага и здоровье в ближайшее время понадобятся мне больше всего.
Таня вопросительно посмотрела на него.
— Сейчас сама увидишь, — сказал он, вышел, через минуту вернулся со стопочкой фотографий и положил перед ней.
С верхней фотографии на Таню гестаповскими глазами смотрела молодая дама весьма своеобразной наружности — мощные челюсти, безгубый рот стянут в куриную гузку, нос тяжелой каплей свисает с узкой переносицы, жидковатые волосы строго расчесаны на косой пробор. Таня даже присвистнула.
— На редкость удачное фото!
— Ты не поверишь, но это действительно так. Ты остальные посмотри.
Таня посмотрела и убедилась в правоте его слов. Никитина невеста была сфотографирована в разных позах и в разной обстановке — за письменным столом с книжкой, на диванчике с бокалом шампанского в тощей руке, на Гоголевском бульваре, целомудренно держась за руки с Никитой, на пляже. И краше, чем на первой фотографии, не выглядела нигде.
— Она у тебя пловчиха? — спросила Таня, показывая на пляжную фотографию.
— Пловец, — серьезно ответил он.
— Это как понимать? Уж не на сексуальную ли ориентацию намекаешь?
— Если бы… Пловец — это фамилия такая. Ольга Владимировна Пловец.
— А что, ей идет.
— Бежит!.. Ладно, не сыпь мне соль на раны. Давай лучше еще по одной.
Таня прикрыла стакан рукой. Никита пожал плечами и налил себе.
— Ты лучше расскажи, где ты такое сокровище откопал.
— Где-где! В стольном граде, где ж еще. В самом что ни на есть бомонде, в «хуй сосаети», извините за английский.
Таня фыркнула.
— Мерси, сосайте сами. Мне-то можешь про бомонд не заливать. Девочки там упакованные, как принцессы. Особенно те, на которых природа отдохнула. — Она еще раз посмотрела на фотопортрет Никитиной невесты. А тут «человек работы Москвошвея». И микроскопа не надо.
— В министерских кругах принято считать, что скромность полезна для здоровья.
— Хочешь сказать, что вот это — из мидовских кругов? Не поверю.
— Количество министерств в нашем государстве рабочих и крестьян прямо пропорционально росту благосостояния народа.
— Эк залудил, политинформатор хренов! Ну, и в каком же ведомстве такие пловцы произрастают?
— Папочка наш, Пловец Владимир Ильич, имеет четверть века беспорочной службы в Минтопэнерго.
— В Мин кого?
— В Минтопэнерго, Министерстве топлива и энергетики СССР.
— Министром? .
— Заместителем начальника канцелярии третьего отдела одиннадцатого управления третьего Главка.
— Погоди, что-то я не догоняю… Бенефис-то в чем?
— Элементарно, Ватсон. Все наши внешние ведомства — организации кастовые, закрытые. Человеку со стороны, если он не высокий партийный назначенец, в этой системе координат мало что светит. В лучшем случае выйдешь на пенсию советником посланника. Который всем советует, а его все посылают.
— А если не со стороны?
— В смысле?.. А, ты вот о чем… Пробовал, не вышло ничего. Невесты у них считанные, на свой круг запрограммированные… Да и в корень зрить надо, как Козьма Прутков советовал.
— Поясни.
— Видишь ли, так уж получилось, что реально все благосостояние обожаемого фатерлянда строится на природных ресурсах, в первую очередь топливных. Только ими мы торгуем без балды, только они приносят в казну настоящие денежки, которые и дают нам возможность худо-бедно поддерживать штаны и еще прикармливать разных макак, назвавшихся марксистами-ленинцами. Надежней этой кормушки не отыскать, как ни крути… А Владимир свет Ильич винтик в машине вроде бы и маленький, зато на самом нужном месте. Через его канцелярию все проводки по экспортным операциям проходят… В общем, мне уже намекнули, что через годик ждет меня одно весьма хлебное местечко в очень цивильном зарубеже. Оленька как раз Академию народного хозяйства закончит, я на венском островке ООН отстажируюсь… Sounds good, isn't it?
— Abso-fucking-lutely. Зашибись! Гудее некуда. То-то я смотрю, ты счастлив без меры.
— Ну, матушка, за все платить приходится.
— И когда же грядет радостное событие?
— Послезавтра. Билет у меня на завтрашнюю «Стрелу». Гуманные Пловцы аж на неделю гульнуть отпустили. Но в час «икс» при полном параде явиться на эшафот…
Никита налил себе еще полстакана, выпил, судорожно заглотил пару крошечных бисквитов. Таня смотрела на него с легкой улыбкой.
— Ада с дядей Кокой?.. Уже там?
— Там-там. Контакты наводят со сватьями будущими, к свадьбе готовятся, вопросы всякие утрясают. — Он горько усмехнулся.
— Выходит, у тебя теперь с ними мир?
— Полный. Слияние в экстазе. Что было, то было, прошлого не воротишь. Да и не надо… Слушай, ты как хочешь, а я курну.
— Так и я не против. «Мальборо» будешь?
— Тут другое требуется… У меня табачок. «Клан», женатый, между прочим.
— Кто женатый?
— Табачок. Я в него черненького немного всыпал. Утоли мои печали…
Таня недоуменно посмотрела на брата.
— Ну, подкурочка, — пояснил Никита. — Неужели не пробовала ни разу?
— Да как-то и не тянуло особо.
— Надо же! А мне говорили, что в избранных кругах питерского студенчества сей пагубный порок в большом почете.
— Возможно. В этих избранных кругах я не вращаюсь.
— А зря. Перспективно мыслить надо, дружбу культивировать. Это сегодня они томные оболтусы, а завтра сядут в начальственные кресла…
