Трантер коротко выругался, но тут же велел себе успокоиться. На голове велосипедиста, промелькнувшего в свете, который лился из окон первого этажа, сидели, погуживая, наушники, и, стало быть, услышать летевшие ему вслед ругательства он все равно не мог.
«Парк-лейн Метрополитен» был отелем совсем новым и размеры имел внушительные. Впрочем, он уже успел привлечь немало хорошо одетых, но явно доступных женщин, которые расположились в его атриуме на расставленных полукругом плюшевых диванчиках. Трантеру удалось не встретиться ни с одной из них глазами, пока он, склонив голову, шел к лифтам, к дальней от дверей стене вестибюля, на которой висела обтянутая черным фетром доска с белыми буквами: «Вручение премии „Книга года“, присуждаемой „Пицца-Палас“. Люкс сэра Френсиса Дрейка, шестой этаж».
Он поднялся в лифте — во рту сухо, ладони влажны. Двойные двери разъехались, явив взорам Трантера около четырехсот человек, они стояли небольшими группками, держа в руках бокалы с напитками. На Трантера накатила рефлекторная паника, знакомая ему со времен университетского «Герба короля», однако его литературный агент, Пенни Макгуайер, была, в кои-то веки, уже на месте и ожидала его. Он стойко претерпел ее слегка отдававшее чесноком объятие, мысленно поздравив себя с тем, что не пожалел денег на покупку нового бритвенного лезвия.
— Как ты, РТ? Нервничаешь?
— Нет, все в порядке.
Трантер окинул взглядом зал. Зал наполняли люди, которых он не любил, улыбавшиеся самодовольно и уверенно, наливавшиеся дешевым шампанским.
— Что представляет собой Энтони Кейзнов? — спросил он.
— А вон, видишь, тот тип у окна, — ответила Пенни, крупная женщина в синем платье с приколотым к лифу букетиком цветов.
Трантер посмотрел, куда указывал ее палец, — на мужчину лет сорока, беседовавшего с двумя хорошенькими женщинами, брюнеткой с восточными чертами лица и искусно растрепанной блондинкой. На нем была домашняя, зеленого бархата куртка.
— Не хочешь с ним познакомиться? — спросила Пенни.
— Ну его на хер, — ответил Трантер.
Он отступил на несколько шагов, чтобы прислониться спиной к стене, — позиция, заняв которую удобно было оглядывать зал. Потом поднял к губам бокал, подержал его так, поводя поверх его ободка глазами вправо и влево. Приглашенным на сегодняшнее торжество предстояло рассесться по своим местам в восемь, а имя лауреата должны были огласить не позднее 9.15, чтобы газеты успели назвать его в утренних выпусках. Трантер знал: когда он усядется, все придет в норму, — сложность состояла в том, чтобы продержаться ближайшие сорок пять минут.
— А кто тут Салли Хиггс? — спросил он у Пенни.
— Детская писательница? Она, по-моему, еще не пришла.
— Привет, Ральф.
Трантер, даже не поворачиваясь на голос, понял, что принадлежит он Патрику Уоррендеру, — больше никто его по имени не называл.
— Привет, Патрик. Ты ведь знаком с Пенни…
— Конечно. Ну как ты? Все в порядке? Я думаю, дело в шляпе. Это я о твоем Эджертоне. Знаешь, я заглянул в околесицу, состряпанную Энтони Кейзновом. «Страна контрастов». Куча переданных слово в слово разговоров со случайными поездными попутчиками. Скука такая, что она даже на пародию не тянет. Так что тебе волноваться не о чем. Твоя возьмет.
— Надеюсь.
— Ну а если на этот раз сорвется, ты всегда можешь вернуться к беллетристике. За романы больше премий дают.
— Не мой жанр.
— Ты же один роман уже написал, разве нет?
— Только один.
— А почему второй не пишешь?
— Творческий кризис, я так полагаю.
— Творческих кризисов не бывает, — заявил Патрик. — Ведь так, Пенни? Творческий кризис — это когда бог говорит тебе: закрой хлебало.
Однако Трантер слушал его вполуха. К стоявшим у одного из огромных, выходящих на Парк-лейн венецианских окон Энтони Кейзнову и двум лебезившим перед ним женщинам в платьях с низким вырезом на спине присоединился человек, которого Р. Трантер ненавидел сильнее, чем кого-либо на свете: Александр Седли, от приговора коего зависела сейчас вся его жизнь. «Ты меж людей единственный, с кем встречи я избегал»,
[62]
— подумал Трантер (цитата застряла в его памяти со времени какого-то школьного экзамена). Интересно было бы узнать, как обошелся Седли с его покаянным письмом, — ответить самодовольный ублюдок, разумеется, не потрудился.
Теперь — увидел сузивший глаза Трантер — голоспинные Цирцеи принялись обхаживать облаченного в дорогой смокинг Седли: блондинка, притворившись, будто она что-то обронила, практически уже делала ему минет. Однако еще хуже этого был бессознательный язык жестов, на котором общались двое мужчин. Ладонь Седли лежала на плече улыбавшегося Кейзнова: картина настолько знакомая, что Трантер похолодел. Подобную позу принимают обычно школьный староста и его постоянный любовник. Черт, подумал он. Ну разумеется. Некое жуткое претенциозное взаимопонимание, результат совместной учебы, дружеского обмена сладостями и содомии. Нет, вы на них только взгляните. Бляди.
— Я ее книгу так и не осилил, — говорил между тем Патрик. — Ты ее читал, Ральф?
— Кого?
Кого именно, Трантер так и не узнал, потому что к нему подошла и представилась молодая женщина, автор ежедневной колонки в газете.
— Можно задать вам несколько вопросов?
— Конечно. — Он взглянул на Пенни. Та пожала плечами: дело твое.
— Вы впервые получаете премию? — спросила журналистка.
— Я ее еще не получил.
— О, извините. Так это что, роман?
— Нет, это биография.
— А, понятно. Что дало вам ее идею?
Трантер изумился:
— Что значит «дало идею»?
— Ну, вы же понимаете. Он кто — ваш родственник, тот, про которого вы написали?
— Эджертон? Нет, он великий викторианский писатель.
— Ясно. А личные вопросы можно?
Журналистке было лет двадцать пять. Трантер и ответил бы отказом, но не хотел, чтобы она накатала о нем нечто неблагожелательное — он-де высокомерен или несговорчив, — и потому согласился:
— Давайте.
— Вы ведь Кембридж закончили, верно?
— Нет, Оксфорд.
— А этот, как его… Эджуорт?
— Эджертон.
— Да, правильно, Эджертон. Он еще жив?
— Нет. Умер в тысяча восемьсот девяносто восьмом.
— Какая жалость, — сказал журналистка. — А я его процитировать хотела. Скажите, ваша жена рада, что вы получили премию?
— Я не женат, — ответил Трантер. — Послушайте, где вы черпаете сведения? Как отыскиваете факты?
