А суть второй проблемы сформулировал позвонивший Вилсу под вечер Даффи: рынок в нынешнем его состоянии слишком мал, чтобы занять на нем позицию нужного им масштаба. Вилсу необходимо было скупить то, что он сможет потом с выгодой продать, а стало быть, прежде чем акции АКБ рухнут, они должны вырасти в цене. И единственный способ, который позволил бы Вилсу и гарантировать возможность вложить свои деньги в АКБ раньше, чем это успеют сделать другие, и создать необходимую рыночную активность, состоял в том, чтобы пойти по стопам Ротшильда.
В пору Наполеоновских войн братья Ротшильды владели самой скоростной в Европе системой связи — голубиной почтой. Каждый обретавшийся на Ломбард-стрит
[40]
делец понимал, что Натан Ротшильд узнает об исходе сражения при Ватерлоо первым, и это не позволяло Натану действовать, основываясь на получаемых им сведениях, — конкуренты просто-напросто повторили бы каждый его шаг, и никто из них не пожелал бы оказаться на противостоящей ему стороне. И потому он начал с преувеличенной скрытностью, которая непременно должна была привлечь к нему внимание, понемногу распродавать государственные облигации. Стадо последовало его примеру, рынок облигаций обрушился. А Ротшильд, используя посредников, втайне скупил огромные количества этих бумаг. И когда поступило известие о победе при Ватерлоо, патриотический взлет стоимости государственных облигаций принес ему самое большое состояние, какое когда-либо видело Сити.
Вилс позвонил Стивену Годли и детально обрисовал ему необходимую для фонда позицию на рынке. Годли слушал его молча и только похмыкивал. А по прошествии двадцати минут сказал: «Ладно, Джон, я все понял. Мы поведем в первом раунде, но самым важным окажется второй. Его я оставляю в твоих умелых руках. Завтра я позабочусь о том, чтобы в Лондоне все было хорошо и чисто. Горячий привет О’Шлёме».
Этажом выше сын Вилса Финбар уселся перед телевизором, собираясь посмотреть в прямой трансляции очередной эпизод программы «Это безумие».
От «сбледнения» он оправился, и вроде бы полностью. Помог глубокий сон, которым одарили его две таблетки «ибупрофена». Руки больше не дрожали, холодный пот исчез без следа, Финн чувствовал себя вернувшимся в реальный мир. Правда, когда он вспоминал о вчерашнем, в животе у него что-то пугающе подрагивало — ну так он старался и не вспоминать.
Дабы показать, что он относится к случившемуся со всей серьезностью — что-то в этом роде, — Финн решил пару дней не курить и потому сидел сейчас перед телевизором всего лишь с банкой «Пильзнера».
Все персонажи передачи находились в «Собачьем бунгало», а жюри знаменитостей наблюдало за тем, что они там поделывают. Помимо Скотти, биполярной женщины (настоящее имя которой — Валери — все уже позабыли) и шизофреника Алана, здесь присутствовала также страдавшая хронической депрессией женщина тридцати с лишним лет (Сандра), старик по имени Престон, чей диагноз так и остался неустановленным, и юноша, которого звали Даррен, — жертва острого антисоциального расстройства личности (сам Даррен уверял, впрочем, что он психически здоров).
Здоровый или не здоровый, он, как указывали газетные обозреватели, несомненно вносил в эту компанию новую краску — благодаря его откровенной агрессивности и всегдашней готовности сбросить одежду и предъявить камере свои причиндалы, которые, впрочем, прикрывались на экране размазанным белым пятном.
В эту минуту экран заполняло лицо Терри О’Мэлли, румяные щеки его поблескивали в ярком свете студии, декорированной под обстановку фешенебельного званого обеда, — возвышавшийся посреди студии стол был заставлен винными бутылками и чашами с орешками и экзотическими плодами — манго и киви.
— Итак, леди и джентльмены, — произнес Терри, — мы переходим к завершению деловой части нашего вечера. Все ли готовы к этому? Лиза?
Лиза покивала поверх бокала с вином:
— Вполне, Тед.
— Тогда начнем, — сказал Барри Ливайн.
Терри, театрально поведя правой рукой, указал на что-то не видное зрителям:
— Третья камера, они ваши. Приступайте!
Обеденный зал исчез, а вместе с ним и ощущение праздника. Его сменило черно-белое изображение пустой приемной врача, в которую игроков вызывали одного за другим на предмет ежедневной «консультации». Их просили сесть в стоявшее перед столом «доктора» кресло, между тем как еще одно, большое, кожаное, находившееся по другую сторону стола, оставалось пустым. На консультациях перед испытуемыми каждый день ставилась новая «терапевтическая задача» — ТЗ, так ее все называли. Как правило, вполне безобидная — рассказать всей группе какой-нибудь случай из своего детства или питаться весь день одними лишь фруктами.
Первым вызвали Алана, шизофреника.
— С добрым утром, Алан. Как вы сегодня?
Бестелесный голос — мужской, зловещий — доносился из скрытого динамика.
Алан — тощий, наполовину облысевший мужчина средних лет — подергал головой взад-вперед, словно одолевая сопротивление невидимых пут. Камера показала крупным планом его смятенные, ввалившиеся глаза, сидевшие в темных от усталости глазницах. Ясно было, что ему слишком худо и участвовать в сегодняшних играх он не может, поэтому обрисовывать дневную задачу Алану не стали — в приемной просто погасили свет, и кто-то выволок из нее беднягу.
На экране снова появился обеденный зал.
— Ну что вы можете сказать об Алане, Лиза? — спросил мгновенно овладевший ситуацией Терри О’Мэлли.
— Мне кажется, что Алан, после того как он попал в «Бунгало», показывает себя не с самой лучшей стороны, — ответила Лиза. — Знаете, он вроде бы человек милый, готов любому прийти на помощь и все такое. Я думаю, он немного приуныл.
— Спасибо, Лиз. Барри? Ваше мнение?
— Честно говоря, я думаю, что Алану следует в большей мере раскрываться перед нами, — сообщил Барри. — Показать несколько большую заинтересованность в происходящем. По-настоящему хотеть победы.
Финн спустился в кухню за новой банкой пива, а когда вернулся к «Бунгало», все герои передачи уже собрались в гостиной для участия в «сеансе караоке». Это была одна из наиболее популярных составляющих всего шоу, так называемый «Вечер полоумных мотивчиков», ради которого Лизу вертолетом доставляли в то засекреченное место, где находилось «Собачье бунгало». Ручная камера показала, как она, согнувшись под вращающимися лопастями, бежит в сопровождении охранника к парадной двери этого дома. Вторая камера снимала оператора первой — расплывчато, выдавая день за ночь.
— …Будет присуждаться нашим музыкальным экспертом, — говорил Барри, затягивая вступительное слово, чтобы Лиза успела добраться до дома, — солисткой «Девушек сзади», записавшей с этой группой шесть вошедших в первую десятку хитов и три платиновых альбома — да, это она, Лиииизааааа!
