— О да, — ответил Адам. — А прелюбодеев ждет суровое наказание.
— Об этом сказано в Библии? — спросила Дженни.
— Нет. Так сказал мне Аксия.
— А кто это — Аксия?
— Повелитель, — ответил Адам тоном учителя, разговаривающего с непонятливым ребенком.
— И вы с ним знакомы, так? — спросила Дженни.
— Конечно. А еще есть Творец Бедствий. Понять Творца Бедствий нельзя. Когда он приходит к нам, вы разлетаетесь, как мухи.
— Ты чаю выпить не хочешь, Адам? — поинтересовался Габриэль.
— Если вы живете в пороке, он вас покарает.
— Кто? — спросила Дженни. — Аксия?
— Творец Бедствий. Вы не можете знать, что это будет. Сказать вам?
— Да, — ответила Дженни.
— Огнь пылающий.
И в этот миг Габриэль понял, о чьем неумолимом голосе напомнил ему Коран: о голосе брата.
Пока Адам подробно излагал Дженни свою эсхатологию — кто может спастись, а кому предстоит гореть в огне, как сила и возможность спасения изливаются на мир и как только он один являет собой проводника истины, — Габриэль размышлял о Коране и все яснее понимал, что в нем и в словах Адама присутствует общая красная нить. Он вспомнил об ужасе, пережитом Пророком, когда тому явлены были кары, описанные в суре «Звезда». И когда он, Габриэль, говорил Дженни о том, как различны две реальности, его и Адама, о том, что Адам гораздо сильнее, чем он, верит в свою, в ее надежность, он мог бы сказать в точности то же об испытанном Пророком, о том, что сила и неистовство такого переживания изгоняют любые сомнения.
Подобной же определенностью веры отличались и герои Библии — скажем, Авраам, которому один голос приказал принести сына в жертву, а затем другой повелел сохранить ему жизнь; Авраам ни разу не усомнился в реальности этих голосов, как и Адам ни разу не усомнился в существовании Аксии, — обоих волновали лишь подробности получаемых ими велений. И все великие еврейские пророки слышали голоса и следовали им. Отрок Самуил трижды за одну ночь приходил к пророку Илии, услышав, как голос старика призывает его, и трижды заставал Илию спящим. Иоанн Креститель, исступленный, почти голый, нечесаный, питающийся насекомыми… Он походил на несчастного, которого Габриэль видел одной зимней ночью спящим завернувшись всего лишь в черный пластиковый мешок для мусора, под мостом Ватерлоо — вскоре после того, как психиатрические больницы закрыли, а их пациентов выставили на улицу, «на попечение общества». Скотство. А затем, по крайней мере в Библии, голоса стали раздаваться все реже и реже, и когда явился Христос, ему обрадовались, как первому истинному пророку его поколения, первому человеку, ясно слышащему голос Бога. Как же отчаянно нуждались арабы Полуострова в собственном различающем Голос пророке, каким долгим, наверное, казалось им шестисотлетнее его ожидание. А уж когда Бог пришел к ним… Он пришел с угрозами, твердя: Это так, потому что Я так говорю.
Сразу после восьми Хасан в последний раз осмотрел содержимое своего рюкзака и закрыл его. В рюкзаке лежало восемь одноразовых фотокамер с выпотрошенными и заполненными ГМТД батарейками, — четыре из них были «рабочими», четыре запасными. Хасан уже несколько раз проверил и перепроверил их наличие, и теперь занять себя ему было нечем. Место встречи в «Глендейле» они выбрали — складской сарайчик, стоявший ярдах в двухстах от здания, именуемого «Уэйкли». Двоим из них предстояло войти в больницу через парадную дверь ее главного здания, бывшего, как и все крупные учреждения Государственной службы здравоохранения, чем-то вроде проходного двора: врачи, посетители, технический и обслуживающий персонал, амбулаторные больные перемещались тут беспрепятственно — во всяком случае, по общедоступным нижним этажам. На случай, если возникнут какие-либо осложнения, было решено, что третий участник операции, Сет, подойдет к месту встречи со стороны психиатрического отделения, а четвертый, Хасан, перелезет через забор больницы, имевший в высоту восемь футов. Хасана выбрали потому, что его рюкзак будет самым легким.
Он присел на кровать. Вот и наступила последняя ночь его жизни.
Столь важное событие следовало как-то отметить, но как? Он улыбнулся. Перечитать любимую книгу? Позвонить близкому другу? Или даже прежней подружке. Дон! Хасан рассмеялся. Или Ранье — хотя она, строго говоря, «подружкой» его никогда не была. А может быть, Шахле? Почему он вдруг подумал о ней? Она же вероотступница, она хуже любого кафира.
Он открыл ноутбук, вошел в babesdelight.co.uk. Проверил Олю на предмет новейших инструкций, однако ничего, кроме розоватых теней между ее раздвинутых ног, не обнаружил. И, полюбовавшись еще парочкой девиц, выключил ноутбук.
Хасан спрятал лицо в ладонях. Да, оставить все позади — это будет немного труднее, чем ему представлялось.
Он снял со столика Коран в мягкой обложке, и тот сам собой раскрылся на помеченном месте.
«И никак не считай тех, которые убиты на пути Аллаха, мертвыми. Нет, живые! Они у своего Господа получают удел, радуясь тому, что даровал им Аллах из Своей милости, и ликуют они о тех, которые еще не присоединились к ним, следуя за ними, что над ними нет страха и не будут они опечалены! Они ликуют о милости от Аллаха, и щедрости, и о том, что Аллах не губит награды верующих».
[63]
Хасан опустился у края кровати на колени и крепко сжал ладонями виски.
Ровно в 9.15, в зале с висевшими по стенам полотнами старых мастеров председатель правления «Старперов» поднялся на ноги, дабы открыть аукцион, на котором предстояло помериться силами видным персонам финансового мира. Аренда знаменитой галереи обошлась «Старперам» в 250 000 фунтов, кроме того, им пришлось раскошелиться на сверхъестественных размеров страховой взнос — вдруг какой-нибудь фьючерсный торговец подожжет, раскуривая изысканную сигарету либо сигару, картину Тициана.
— Прошу внимания, леди и джентльмены. В этом году мы выставляем на продажу тридцать лотов, поэтому начать аукцион необходимо, как, впрочем, и всегда, по возможности скорее. Наслаждайтесь прекрасным обедом, но постарайтесь, прошу вас, соблюдать тишину, чтобы аукцион прошел без сучка без задоринки. Я знаю, вы будете рады услышать, что проводить его стану не я, но человек весьма известный — имя его мы до сей поры держали в тайне, однако через пару минут я его назову. А он чуть позже представит вам сегодняшнего нашего звездного гостя.
Председатель был еще и президентом банка, телевизионная реклама которого состояла из черно-белых видов стоящего в Пенинских горах городка, а инвестиционный отдел потратил миллиарды фунтов на закупку лихорадочно менявшихся в цене деривативов Новой Азии. Глава того отдела банка, который помогал ему уклоняться от уплаты налогов, получил в этом году, в виде жалованья и наградных, 42 миллиона фунтов. А поскольку официально он проживал за границей, подоходный налог ему с этих денег платить не пришлось.
Прямо под полотном пятнадцатого столетия, изображавшим возвращение блудного сына, сидел президент лондонского отдела финансовых услуг, входившего в состав могучей американской страховой компании. Из 30 миллионов долларов своего ежегодного вознаграждения он выделил 500 000, чтобы потратить их, con brio,
[64]
на аукционе «Старперов», и думал сейчас о том, что, если бы результаты этого года были хорошими (пока что-то не похоже), он смог бы списать эти деньги на операционные издержки. В прошлом году один из его коллег исхитрился таким манером вывести свои аукционные расходы из-под обложения налогом, что, вообще говоря, лишено всякого смысла, раздраженно сказал ему президент, если налогов ты просто не платишь.
