– Не-ет, – с недоверием в голосе протянула Изабелла. – Не говори мне, что у тебя есть недостатки. Я не могу поверить, что это правда!
Он рассмеялся:
– Почему, вполне возможно, что у меня есть один-два.
Изабелла усмехнулась в ответ:
– Осторожнее, Адан, а то ты можешь начать мне нравиться.
– Обещаю тебе сделать что-нибудь ужасное, чтобы ты не теряла формы.
Она окинула взглядом лабиринт и сад, который расстилался позади него, вздохнула. Солнце постепенно садилось, и все вокруг было освещено мягким золотистым сиянием. Здесь было тихо. Гораздо тише, чем в Порт-Джафаре и даже на Мауи, с его туристами и вечеринками, которые там так часто устраивают на пляже.
– Мы раньше разговаривали с тобой вот так? – спросила она. – Или я просто молчаливо кивала на все твои слова и дела?
Его пальцы прикоснулись к щеке Изабеллы, убрав золотистые волосы. От его нежного прикосновения сердце снова забилось чаще. Каждый раз, когда он прикасался к ней, улыбался ей, сердце открывалось для него еще шире.
– Ты и так знаешь ответ, Изабелла, даже если не можешь этого вспомнить.
В его темных глазах читалось что-то похожее на признание. Не признание ее сексуальной привлекательности, хотя и это тоже было, а признание ее рассудительности, которой, видимо, не было раньше.
– Да. Я делала то, для чего меня воспитывали. То, чего ожидал от меня мой отец. Чего ожидал ты. Я старалась быть хорошей джафарской женой. Я знаю это, хотя и не помню.
– А что бы ты стала делать, – спросил он, – если бы ты вышла за меня будучи такой, какая ты сейчас?
Она прикусила губу. Зачем он ее об этом спрашивает? Пытается оценить, насколько она подходит ему в жены?
Она собралась сказать то, что, по ее мнению, ему бы хотелось услышать, но остановилась. Она не могла. Потому что она бы изменила себе. Или она все еще была той девочкой, которая изо всех сил старалась угодить своим враждующим родителям? Которая сказала бы все, что они хотели услышать, лишь бы это сделало их счастливыми рядом с ней?
Нет. И никогда снова она не сможет ею быть.
Изабелла глубоко вдохнула. Воздух был наполнен ароматом бугенвиллей и запахом мужчины, который стоял рядом.
– Я бы оставалась собой, не важно, было бы тебе это приятно или нет, – сказала она.
Его улыбка была такой же неожиданной, как бриллиантовый дождь с небес.
– Я очень рад это слышать.
Ужин был сервирован в виде пикника, на большом ковре под открытым небом. Большие садовые фонари освещали их. На ужин был салат табуле, свежий хумус, жареный ягненок с чесноком и лимоном, рис, оливки, множество видов сыра, манго, фиги и свежие горячие лепешки.
Рафик сидел рядом с Изабеллой, подняв голову и наблюдая, как она ест.
– Ух как вкусно! Рафи хочет кусочек?
Он сначала замотал головой, а потом закивал, и Изабелла со смехом оторвала кусочек от своей лепешки и дала ему. Он сжевал его с серьезным видом, а потом поковылял на другой конец ковра к отцу. Блюда с едой были расставлены по обоим концам ковра, чтобы Рафик мог пройти.
Калила сидела поблизости. Адан принес для нее стул и поставил его рядом.
Сердце Изабеллы забилось сильнее, когда она увидела его заботу об этой пожилой женщине.
Теперь Рафик вскарабкался на колени к Адану и начал что-то лепетать. Адан наморщил лоб, внимательно слушая его. Он подхватил мальчика, крепко обнял его, потом стал щекотать, а малыш смеялся и извивался в его руках.
Изабелла прикусила губу. Ее обуревали эмоции. Она была счастлива – и в то же время ей было грустно. Она была смущена и расстроена. Надежда сменялась в ней отчаянием.
– Папа, петь! – воскликнул Рафик между смешками.
– А, ты хочешь, чтобы Изабелла спела? Может быть, тебе стоит попросить ее.
Рафик обернулся к ней. Он положил палец в рот, задумчиво смотря на нее темными глазами. Такими же, как у отца. Обе пары одинаковых глаз выжидательно смотрели на нее.
– Попроси ее, – настаивал Адан.
– Белл петь?
Сердце Изабеллы запело от любви. В первый раз он назвал ее по имени, а не «леди».
– Конечно, мой милый, я тебе спою, – сказала она.
– Иди посиди с Изабеллой, – сказал Адан, и Рафик заковылял к Изабелле. Возле нее он плюхнулся на ковер и затих, уставившись своими прекрасными глазами.
Она начала с тихой, медленной народной песни, которой она научилась на Мауи, потом спела пару джафарских песен. Рафик смотрел на нее как завороженный, пока наконец его глаза не стали слипаться. Изабелла улыбнулась, но петь не перестала. Когда он зашатался, она притянула его и уложила себе на колени. Когда она взглянула на Адана, то увидела его изучающий взгляд. В его глазах был огонь, но теперь она думала не о том, как он ее презирает, а о том, каким был их поцелуй сегодня в машине.
О его ласках, о том, как сказал, что хочет ее.
Еще совсем недавно она клялась в разговоре с официанткой в «Ка Нуи», что она ни за что не станет тратить жизнь на мужчину, который не любит ее.
Но это было до того, как она узнала, что замужем за Аданом и у них есть ребенок.
Ее пальцы расчесывали мягкие кудри Рафика. Она сделает все что угодно ради этого ребенка. Она чувствовала это всем своим существом.
Теперь она пела тише. Глаза Рафика совсем закрылись, дыхание стало ровным. Еще несколько минут, и Адан кивнул ей. Последняя нота замерла в воздухе, и стало совсем тихо. Слышно было только тихое шипение газовых рожков в фонарях да пение цикад. Из пустыни донесся одинокий вой хищника, охотящегося в дюнах.
Изабелла взглянула на Калилу, которая зашевелилась на своем стуле, и поняла, что пожилой женщине, видимо, стало неудобно. И хотя ей очень хотелось посидеть еще с уснувшим Рафиком, но она не хотела утруждать более Калилу.
– Может быть, отнесем его в кроватку? – предложила она, взглянув на Калилу, когда Адан посмотрел на нее.
– Пожалуй, ты права. – Он поднялся и подошел к ней, чтобы забрать Рафика.
Они прошли в дом. На этот раз Изабелла дошла с Аданом до комнаты сына. Комната была отделана в прохладных белых и голубых тонах и завалена игрушками. Рядом – смежная с детской комната Калилы. Адан сказал няньке, чтобы она шла спать. Калила поклонилась и ушла.
Изабелле показалось, что у Адана затекли руки, но потом она решила, что ошиблась, когда он мягко и аккуратно уложил Рафика в его кроватку. Он погладил мальчика по голове, а потом наклонился и поцеловал в лоб.
Слезы навернулись Изабелле на глаза. У каждого человека, каким бы жестким он ни был, есть что-то, что делает его человечным. У Адана это была любовь к сыну.
Адан распрямился и повернулся к Изабелле:
