У Мэдди сжалось в груди. Глядя вслед уезжающему Джеку, она подумала о классических вестернах.
Пока Кейт готовила ужин, Мэдди быстро и с удовольствием приняла душ. Потом наступила пора купать Боу. Мэдди не хотелось думать о том, что кто-то, кроме нее, будет наслаждаться общением с мальчиком.
Будет ли это Тара Андерсон?
Мэдди не слышала и не видела, как вернулся Джек. Однако, когда Кейт позвала всех к ужину, он появился в главной столовой Лидибрука словно по волшебству. Широко расправив плечи и чуть опустив веки он отодвинул стул для Мэдди. Она усмехнулась про себя. Каким бы Джек ни был, но он приучит Боу к хорошим манерам.
Еда пахла потрясающе, но аромат, идущий от тела Джека, только что принявшего душ, был восхитительнее. Его влажные волосы, зачесанные ото лба, касались ворота белой рубашки. Он побрился, хотя на его подбородке по-прежнему виднелась темная щетина.
Когда ребенка положили в манеж около стола, Джек переплел пальцы рук, наклонил голову и произнес краткую молитву о тех, кто рядом, и о тех, кого с ними нет. Мэдди сглотнула внезапно подступивший к горлу ком. Этот внешне неприступный мужчина таил в душе нечто большее. В этот момент Мэдди пожалела о том, что ей не удастся узнать его лучше.
Пообещав Мэдди показать на следующий день дом, Кейт взяла льняную салфетку и, тряхнув ей, заявила о желании узнать обо всех новостях в городе.
Казалось, Джеку не до разговоров. Он выглядел рассеяннее обычного. Пока он тыкал вилкой в еду, женщины разговаривали, наблюдая за играющим с погремушкой малышом.
Когда Боу начал капризничать, Мэдди решила уложить его спать. Боу вскоре заснул, и Мэдди, укрыв его легким одеялом, вышла на цыпочках в кухню. Именно в этот момент Кейт предложила ей присоединиться к Джеку на улице, где было прохладнее.
Мэдди стало жарко от одной мысли остаться наедине с Джеком. Не слишком хорошая идея находиться с ним под обширным небом и созвездием Южного Креста. Однако Мэдди не хотела провоцировать никаких эмоций. Джек должен знать, что она всегда придет ему на помощь, если дело будет касаться Боу. Ничего личного.
Ей и Джеку придется научиться общаться, по меньшей мере на бытовом уровне.
Он стоял прислонившись плечом к очень старому дереву, протирая тряпкой уздечку.
— Ребенок уснул? — спросил он.
У нее засосало под ложечкой. Она кивнула и подошла чуть ближе:
— Уснул и должен проспать примерно до семи утра. — Встав рядом с Джеком, который методично начищал металлические части уздечки, она посмотрела на усыпанное звездами небо.
Свежий бриз принес тихое лошадиное ржание. Поблизости послышалось кваканье лягушки. А Джек все начищал уздечку.
Итак, начинать разговор придется Мэдди.
Она переступила с ноги на ногу:
— Как давно у вас вороной конь?
— С тех пор, как был жеребенком.
— Могу поспорить, он рад вашему возвращению.
— Не так сильно, как я.
Она подняла брови. Ну, считается, что лошадь — лучший друг ковбоя.
Мэдди прислонилась к другому ближайшему дереву и завела руки за спину:
— Куда вы ездили?
— Мне было нужно повидаться со Сноу Гибсоном. Он живет в паре миль отсюда, в сторожке.
Мэдди вспомнила их предыдущий разговор:
— Кейт говорит, у Сноу сложный характер.
Уголков губ Джека коснулась едва заметная улыбка.
Они снова погрузились в молчание, но оно не было слишком неловким.
Поддавшись слабости, Мэдди закрыла глаза и подняла лицо к звездам, позволяя легкому бризу ласкать его. Она вообразила, что ощущает идущий от Джека Прескотта магнетизм.
Открыв глаза, Мэдди отмахнулась от опасных размышлений и сосредоточенно посмотрела на яркую звезду на горизонте. Она приехала сюда не для того, чтобы предаваться фантазиям, какими бы сладкими они ни оказались. Кроме того, Джек не свободен. Тара явно обозначила свою позицию: руки прочь от Джека!
Почувствовав внезапную усталость, Мэдди оттолкнулась от дерева.
Не следовало ей сюда приходить. Разговаривать с Джеком — все равно что затаскивать слона на гору. Пора ей пожелать ему спокойной ночи.
Она уже собиралась уходить, когда в ночи послышался резкий голос Джека:
— Эта собственность принадлежит моей семье с 1869 года. — Он кивнул на вытянутые темные строения слева. — Вы их видели?
Он пошел вперед. Потерев ладони, на которых остались следы от прикосновений к коре дерева, Мэдди последовала за Джеком. Если он делает попытку к примирению, она ее принимает.
— Это корыто было свадебным подарком, — говорил Джек. — Мой прапрадед предложил своей жене прорезать отверстие в стене ванной комнаты, чтобы использовать корыто как ванну и как поилку для лошадей во дворе.
Мэдди побледнела. У нее сложилось ощущение, что Джек говорил серьезно. «Слава богу, что есть современные удобства. Иначе как бы здесь выживали женщины?»
— Когда мне было шесть, я вырезал на корыте свои инициалы, — продолжал он, проведя загорелым пальцем по гравюре на дереве. — Тогда наша собака только ощенилась. — Он указал на несколько зарубок. Один, два, три… Семь щенков. Он выпрямился и изучающим взглядом посмотрел на Мэдди, взвешивая в руке уздечку. — У вас никогда не было собаки?
— У меня были уроки игры на фортепиано и куча платьев.
— Но не собака, — настаивал он.
— Собаки не было.
В близлежащих кустах что-то зашелестело, когда Джек пожал плечами:
— Вы многое потеряли.
Сосредоточив внимание на кусте — не змея ли там? — Мэдди призналась:
— Когда я была маленькой, на меня напал доберман.
Выражение его липа стало ледяным, он рассеянно положил уздечку на корыто:
— Мэдди… Боже, извините.
Несколько недель в больнице, несколько лет борьбы со страхом. Она заставила себя пожать плечами:
— Могло быть и хуже.
Несколько мгновений он пристально смотрел на нее, потом неуверенно улыбнулся:
— Однажды я тоже был в передряге. Я сломал руку, упав с жеребца, когда тот перепрыгивал ручей. Мне было десять лет. Он был самым норовистым конем, какого я знал.
Мэдди искренне улыбнулась. «Крокодил Данди» осчастливил ее признанием.
Он снова неторопливо пошел вперед, приглашая Мэдди присоединиться к нему.
— Фортепиано и платья, — тихо сказал он. — Итак, вы были мамочкиной дочкой.
— Моя мать умерла, когда мне было пять.
Он остановился. Она заметила, как он содрогнулся всем телом.
— Я опять сморозил глупость.
