Капитан Стерлядьев, молодой еще, хоть быстро и беспорядочно
лысеющий человек, работал на Колыме уже три года и все три года не переставал
себя корить за то, что погнался за длинным рублем и подписал с МВД контракт на
работу в этом мрачном краю, где от недостаточной инсоляции не усваиваются
витамины и, как следствие, человек начинает быстро и беспорядочно терять
волосы, где и ножом могут в любую минуту пырнуть за милую душу. Особенно если
ты работаешь в медсанчасти Карантинки, огромного пересыльного лагеря на
северной окраине Магадана, в котором окопались самые страшные подпольные паханы
блатного мира, включая даже, согласно весьма надежным источникам, самого
неуловимого атамана «чистяг» Полтора-Ивана. Здесь тебя могут подкольнуть не за
здорово живешь, даже без «извините», просто могут, прошу прощения, в карты
проиграть капитана медицинской службы.
На оперативных совещаниях офицеров предупреждают, что не
исключена возможность колоссальной вспышки окончательной битвы между «суками» и
«чистягами». Агентура докладывает, что обе стороны подтягивают силы на
магаданскую Карантинку из лагерей по всему Союзу, запасаются оружием, то есть
точат и складируют где-то на территории какие-то пики.
И вот в таких условиях мы должны обеспечивать стабильное
прохождение рабочей силы на прииски. Попробуй обеспечь, если любой блатарь
чувствует себя здесь хозяином, заходит в медсанчасть за справкой об
освобождении от работы с такой же непринужденностью, с какой вольняга заходит в
аптеку за аспирином. А не дашь освобождения, смотрит волком, настоящим таежным
гадом с вонючей безжалостной пастью.
Поток рабочей силы практически обеспечивается только за счет
политических, да ведь и политический-то сейчас пошел не тот, какой, говорят,
был в тридцатых годах. Процент интеллигенции значительно уменьшился, привозят
больше крестьян из западных краев, военнопленных и антисоветских партизан,
которые с большим интересом и с большим знанием дела присматриваются к
пулеметам на сторожевых вышках. Нет-нет, что-то не то происходит в стране,
вдруг как бы тайно от самого себя начинал нашептывать доктор Стерлядьев, что-то
неладное происходит в стране, лагеря слишком разрастаются, в какой-то момент
может произойти общий взрыв, с которым никакая вохра не справится.
Эх, черт догадал попасть мне в эту систему с моими данными
клинициста, отмеченными, между прочим, самим профессором Вовси. Ведь так прямо
и сказал в ответ на мою разработку больного Флегонова, 1888 года рождения, со
сложным печеночно-дуоденальным синдромом: «У вас, молодой человек, есть все
данные, чтобы стать серьезным клиницистом». Мог бы не отстать от сокурсников, ведь
вровень шел даже с Додом Тышлером, который, говорят, уже защитил докторскую
диссертацию, стабильно удерживает пост старшего хирурга в Третьей градской,
счастлив со своей дивной Милкой Зайцевой, никаких признаков быстрого и
беспорядочного облысения: в Москве пока еще витамины великолепно усваиваются.
И это все она, Евдокия, с ее неудержимым пристрастием к
буфетам, горкам, столам и креслам красного дерева и карельской березы. Ведь
только лишь ради того, чтобы денег набрать для бесконечных покупок всей этой
антикварщины, и спровоцировала она вербовку в МВД, на Колыму. Вот накупит всего
этого добра, расставит и сядет посредине в бархатном платье, бездетная Евдокия
Стерлядьева. Вот предел счастья, картина Кустодиева!
Таким раздраженным мыслям предавался дежурный врач
медсанчасти, пока команда, зады которой он лицезрел в первых строчках главы,
мылась под обжигающим – регулировке зековским составом не подлежит! –
душем.
После помывки вошел сержант, гаркнул с прирожденной
свирепостью:
– Построиться в одну шеренгу!
Зеки неторопливо разобрались, уставились на сержанта
нехорошими взглядами. Он должен был их отвести по коридору на осмотр к капитану
Стерлядьеву, а потом, не дав никому опомниться, выдать всем этапные телогрейки
и ватные штаны для отправки вверх по трассе. Вместо этого он почему-то
смешался, этот сержант. Прямо на него смотрел светлыми безжалостными глазами
плечистый молодой мужик с сильно развитой грудной и ручной мускулатурой,
поджарым животом и хорошим, темной замши, елдаком. Сержант хотел было уже скомандовать
«Направо! Вперед – марш!», однако только рот открыл да так и застыл под
взглядом этого авторитетного урки, чье фамилие, кажись, было Запруднев.
– Поди-ка сюда, Журьев, – тихо сказал сержанту зек,
скрещивая руки на груди, где в отличие от остальной папуасины вытатуированы
были над левым соском только птичка-бабочка да блядская головка. Э, нет, это не
блядская головка у него, а маленький Ленин с кудрями, защитник всего трудового
крестьянства. Наверное, чтобы в сердце ему не привели в исполнение высшую меру,
заделал себе Запруднев этого малыша. Сержант приблизился и подставил ухо, пряча
глаза.
– Поди скажи лепиле, что Полтора-Ивана приказал нашу команду
на Север не отправлять, – раздельно и понятно, очень доходчиво произнес
Запруднев.
Сержант похолодел, потому что сразу понял, что это всерьез.
У сержанта, можно сказать, сразу очко сыграло, потому что не всерьез имя
Полтора-Ивана в зоне не употреблялось, а если кто пробовал с этим именем
пошутить или приврать, немедленно получал хорошую пробоину во внутренних
органах.
Похолодев, сержант на цирлах почимчиковал к дежурному
офицеру медслужбы; ребята улыбались. Официально эта команда называлась «По
уходу за территорией», и сейчас после приятного, хоть и слишком горячего, душа
она, не дожидаясь распоряжений, вместо перехода в этапный отсек пошла одеваться
в свое обычное.
– Товарищ капитан, – задышал в ухо Стерлядьеву сержант
Журьев недопереваренной картофью, – тут мне зек передал от Полтора-Ивана,
чтобы «По уходу за территорией» на прииски не отправлять.
Паника протрясла хрупкую конституцию Стерлядьева. Впервые
вот так до него впрямую дошел приказ лагерного Сталина, Полтора-Ивана.
– Ладно, Журьев, ты мне ничего не говорил, я ничего не
слышал. Отпусти людей, – пробормотал он, вытирая липкий и холодный – что:
пот, лоб, лобпот, потлоб?
Между тем людей и отпускать-то было не надо: они сами
разбрелись по обширной зоне. Кто в АХЧ подался, кто в КВЧ, кто в УРЧ, кто по
кочегаркам разошелся, кто в пищеблок, кто в пошивочную: дел было немало на
большой территории Карантинки, и везде эти люди вели приглушенные разговоры,
вымогали, запугивали, распоряжались, ибо группа «По уходу за территорией» была
самым что ни на есть костяком воинственных «чистяг», подчинявшимся только
самому таинственному Полтора-Ивану, которого, признаться, даже из них никто в
глаза не видел.
