ВЫДАЮЩИЙСЯ УСПЕХ СОВЕТСКИХ СПОРТСМЕНОВ Всеобщее восхищение в
мире вызывают мастерство советских спортсменов, их моральные и волевые
качества, дисциплинированность, дружеское отношение к соперникам.
«Советский спорт»
Демонстрируя высокие достижения, советская команда
добивается общего первенства. По мнению западных журналистов, американской
команде уже не удастся догнать советскую.
«Нью-Йорк таймс»
Олимпийский дух одержал хоть и небольшую, но победу,
показав, что «холодная война» может уступить дорогу дружелюбию, если мистер
Сталин и другие узколобые жестяные божки в Москве разрешат проявления
человеческой натуры.
Русские пригласили американцев на ужин в свой лагерь.
Подготовка была тщательная: специально привезенные шеф-повара, официанты в
униформе, огромное количество великолепной еды. Портреты Сталина и членов
Политбюро свисали со стен большого обеденного зала. Бокалы наполнялись крепким
коньяком и водкой. «Джи, – воскликнул пловец Стивенс, – я никогда
такого и не пробовал! Потенцииpующая штука!» – «Ну, а бифштекс?! – сказал
впечатленный бегун Филдс. – Какова говядина!» – «Жалко, что мы даже не
можем пригласить их в наш кафетерий», – вздохнул гребец Симмонс.
«Советский спорт»
Во втором среднем весе золотую медаль получил негр
С.Паттерсон (США). В полутяжелом весе победителем стал негр Н.Ли (США). В
тяжелом весе олимпийским чемпионом стал негр Ч.Сандерс (США).
Руководитель советской делегации Н.Романов подчеркнул
многочисленные факты необъективного судейства, особенно в последние дни соревнований.
Судьи незаслуженно присуждали победу некоторым американским спортсменам.
Никакая ложь продажной буржуазной прессы не помогла
идеологам поджигателей войны скрыть правду о советских людях, о миролюбии
советского народа, о желании всех честных спортсменов мира стойко бороться за
мир во всем мире.
«Нью-Йорк таймс»
Главным событием только что закончившихся в Хельсинки XV
Олимпийских игр оказалось участие в них огромной советской команды. Несмотря на
оторванность от мира современного спорта, русским удалось занять общее второе
место, ненамного отстав от американской команды.
«Правда»
Выдающаяся победа советской команды закономерна. Это
естественный итог огромного внимания и заботы партии о физическом воспитании
советского народа. Олимпийская победа стала еще одной победой нашего советского
строя.
Антракт VI. Соловьиная ночь
К середине лета жаба доплюхала с улицы Качалова до
Царицынских прудов. Передвигалась она в основном по ночам, чтобы не быть
раздавленной уличным движением. Чем-чем, а инстинктом самосохранения была
наделена недюжинным. Иной раз проскальзывали картинки несуществующих
воспоминаний: чистейший снег вокруг желтого ампира, прочищенная спецдворником
аллея – физкультурные упражнения необходимы для поддержания тонуса упитанного
отца даже осажденного, подыхающего города. По ночам улицы Москвы казались ей
испаряющейся поверхностью чего-то ноздреватого. К утру она пристраивалась за
какой-нибудь противопожарной бочкой под подошвами кем-то забытых сапог или в
свалке металлолома и открывала ротовое отверстие. Приглашением, разумеется, тут
же начинало пользоваться московское, довольно жирное, комарье. Накушавшееся за
ночь чего-то из жильцов комарье само становилось кушаньем жабы. Однажды перед
ней открылась перспектива больших достижений: нарастающие зубцы диаграмм,
крупные маховики, колеса различных диаметров, уступы сверкающих зданий со
шпилями, металлические и фанерные фигуры – все несъедобное, неживое, то есть в
том смысле, что небелковое, но тревожащее какой-то другой, прошлой сутью. Среди
предметов перспективы то там то сям мелькали лица величиной с дом, макушками
вровень со шпилями. К ним жабе хотелось обратить большой и существенный упрек:
зачем вы меня так, зачем так насильственно, не по-товарищески? Ведь я ничего не
хотел, кроме идеологической чистоты. Быть может, и сами когда-нибудь
прошлепаете, прожужжите по Москве в жабьем ли, в комарином ли виде, быть может,
поймете хоть что-нибудь из рептильных, илистых истин. Я мог бы остаться с
вашими лицами, думала жаба, но меня тянет к соловьям. Нетрудно понять, почему
ее тянуло к соловьям, если ознакомиться с партийными документами послевоенного
периода.
Итак, она продолжала свой путь, влекомая через весь огромный
город, через испарения булочных, столовок, моргов, живодерен, автобаз и
красилен, запахом гнили Царицынских прудов.
Однажды ночью в развалинах чего-то старинного жаба
встретилась с крысиндой. Последняя лет пятьдесят уже дремала в глубинах этих
развалин, слегка питаясь плесенью, то есть почти чистым пенициллином, и уплывая
в дремах иной раз очень далеко от этих развалин, в некие блеклые пространства
над северным немецким морем, над которым когда-то в подтверждение
материалистической модели мира был развеян прах, почему-то имеющий к этой
добродушной крысинде самое прямое отношение. Потревоженная работающим в ночную
смену бульдозером, крысинда вылезла из своей дремотной щели и вдруг увидела
сразу три плана бытия: отдаленное созвездие, не очень далекую, перегруженную
цветением ветку сирени с высовывающейся из этой кипени головкой птицы и близкую
жабу, буровато-пеговатое существо с прозрачными укоризненными глазами. Какая
странная форма существования белковых тел, промелькнуло впервые за 51 год в
голове у крысинды, никогда не думала, что такие вещи могут соединиться в столь
волшебную комбинацию. Почему-то и созвездие показалось ей в этот момент
воплощением белковой молекулы. Бульдозер затих, и тут послышалось сильное,
настойчивое, абсолютно уверенное в своем праве на самовыражение пение соловья.
Жаба поняла тогда, что она достигла своей цели и что развалины располагаются на
берегу большого, водяного, илистого, заросшего по краям осокой, подернутого
ряской, немного загрязненного городом, но все еще очаровательного пространства.
Попрощавшись с крысиндой, то есть подышав в ее сторону раздувающимися и опадающими
боками и грудью, авось еще увидимся среди этой фантасмагории, она поплюхала
вниз по осколкам двухсотлетнего кирпича, упала в первый же маленький,
отражающий многозначительную комбинацию звезд заливчик, тут же непроизвольно
нажралась ряски вкупе с личинками все того же комарья и приготовилась внимать.
