– Тогда всё так строили, – недовольно пояснил
Решетилов. – Мы подняли документацию шестидесятых годов. Все подземные
объекты должны были иметь два входа. Основной и запасной. Таковы были правила.
Мы в России потом их пересмотрели, и все запасные входы и выходы в могильниках
закрыли. А здесь не успели. Просто забыли. Кто мог вспомнить об оставшихся
отходах в Казахстане? Конечно, их нужно было вывезти вместе с нашим ядерным
оружием…
– Они шли по ведомству разных министерств, –
пояснил Кенжетаев. – Ядерное оружие находилось в компетенции Министерства
обороны, отходы с атомных станций – в распоряжении Министерства атомной
энергии, а хранилища сооружались под эгидой Министерства общего машиностроения.
В общем, полная неразбериха. Кто мог предположить, что этот могильник о себе
когда-нибудь напомнит? Мы собирались засыпать его землей, а вокруг сделать
охранную зону, не привлекая к ней лишнего внимания.
Подниматься наверх было еще сложнее, чем спускаться. Оба
генерала задохнулись. Дронго вежливо пропустил их вперед, чтобы приноровиться к
их темпу. Когда вышли на свежий воздух, генералы, не сговариваясь, сразу сели
на землю.
– Пойдемте, – предложил Дронго. – Нужно
осмотреть второй вход.
Решетилов обреченно махнул рукой и поднялся первым. За ним
поднялся более грузный Кенжетаев. На джипах они объехали болото, под которым
находилось хранилище. У второго входа ничего не было заметно, если не считать,
что теперь сотрудники контрразведки установили тут наблюдательный пункт. Увидев
знакомые лица, офицеры выстроились на небольшой поляне.
– Покажите нам это место, – зло приказал Савутжан Шарипович.
Один из офицеров, нагнувшись, открыл люк – второй вход в
хранилище.
Дронго глянул на тучного Кенжетаева и его российского
коллегу.
– Не возражаете, если мы полезем вдвоем? – спросил
он. – Я и подполковник Бадыров?
– Идите, – махнул рукой Кенжетаев. Ему явно не
хотелось еще раз лезть под землю.
Решетилов просто отвернулся. Пьеро, стоящий чуть в стороне,
тоже не изъявил желания следовать за своим напарником.
Дронго и подполковник Бадыров начали спускаться вдвоем. И
если у первого входа была еще нормальная лестница, то здесь приходилось
рассчитывать на руки и ноги одновременно.
– Вероятно, они доставали бочки, привязав к ним
веревки, – предположил Бадыров. – На некоторых перилах стерта краска.
– Какой здесь фон?
– Нормальный. Радиация есть, но не сильная. Скорее
всего уже где-то в пути произошла разгерметизация. Ничего удивительного, эти
бочки столько лет пролежали под землей и не предназначались для новой
транспортировки.
– Сколько же бочек украли?
– Семь или восемь. Может, шесть. Но все равно много.
Очень много. Сейчас мы это уточняем, проверяем по спискам.
– Кто вы по образованию? – остановился Дронго,
чтобы отдышаться.
– Физик, – ответил Мукан Бадыров, – я учился
в Ленинграде, закончил институт с красным дипломом в восемьдесят девятом и
сразу оказался без работы. А в девяносто первом мне предложили работу в
контрразведке, я и согласился.
Они шли по коридору. Вокруг пахло сыростью и гнилью. Под
ногами хлюпала вода.
– Жалеете? – спросил Дронго.
– Нет, – отрезал подполковник. – Кому-то нужно
этим заниматься. Нет, не жалею. – И, немного помолчав, сменил тему: –
Сегодня должен прилететь академик Селихов. Он был на научной конференции в
Китае, вернулся в Москву, а сейчас летит в Павлодар. Надеюсь, вечером мы с ним
встретимся. Он должен просчитать эффект от возможной разгерметизации груза. И у
него есть свои предположения о том, как его могут использовать. Я уже
предупредил сотрудников моей группы.
– Много у вас людей?
– Четверо. Но нам обещали поддержку. На самом высоком
уровне. Между прочим, американцы уже знают о случившемся. Мы хотели скрыть, но
они знают. Подтвердили через свою агентуру, что Ахмед Парвиз бесследно исчез из
Пакистана. Я думаю, в ЦРУ берут на контроль всех специалистов, которые имеют
или могут иметь отношение к ядерному оружию. Особенно мусульман.
– А вы не мусульманин? – улыбнулся Дронго.
– Вообще-то я агностик, – признался
Бадыров, – но по рождению и по принадлежности к своему народу, наверно,
да. Хотя бабушка у меня немка. Значит, я на четверть протестант, а на три
четверти – мусульманин.
– Можно купить любого ученого, – заметил
Дронго. – Хотя боюсь, что Ахмед Парвиз держится на другой страсти – на
ненависти к западной цивилизации. А это стимул не менее сильный, чем деньги.
– Американцы тоже так считают. Обещали любую помощь.
Предложили прислать своих специалистов. Но наши спецслужбы решили, что это
будет ненужная демонстрация наших недостатков. Поэтому руководство посчитало
нужным найти вас. Такой авторитетный эксперт окажет влияние и на позицию
американцев.
– Понятно, – пробормотал Дронго, останавливаясь у
разбитой стены. Было ясно, что именно через нее преступники проникли
внутрь. – Удивительно, что они не вывезли все бочки, – зло
пробормотал он.
– Не успели, – предположил Бадыров. – Хотя,
возможно, и не очень хотели. Не забывайте, им еще нужно было отсюда уехать,
добраться до железной дороги. С большим грузом они не ускользнули бы
незамеченными.
– Стратеги, – проворчал Дронго, трогая руками
разбитую стену. – Они сломали стену или взорвали?
– Наши эксперты считают, что сломали. Здесь над нами
болото, все протекает. За столько лет стена практически сгнила.
– А если бы контейнеры начали тут разлагаться?..
– Думаю, это было бы лучше. Мы эвакуировали бы отсюда
все посты и засыпали хранилище. Вокруг болото, поселок далеко, в озеро отходы
попасть не могли, тогда это строго проверяли. А на болото местные не ходят… Я
думаю, что хранилище строили с таким расчетом, чтобы через лет пятьдесят его
засыпать. Или через сто. Здесь все равно была бы радиация…
Дронго осмотрел пролом в стене. Затем перелез через него в
большой зал хранилища. Увидев бочки, аккуратно сложенные рядами, поморщился.
Здесь стоял странный запах, словно пахло радиацией и смертью. Он повернулся и
полез обратно. Подполковник молча следовал за ним. В нос бил отвратительный запах
аммиака.
– Мы проверяли, – крикнул Мукан Бадыров, –
здесь тоже нет радиации. Хотя общий фон, конечно, повышенный. Но
непосредственной опасности пока нет.
– Будете ждать, когда эти бочки сгниют
окончательно? – зло спросил Дронго.
– Нет. Будем перевозить, – спокойно ответил
подполковник. – Теперь их нельзя здесь оставлять.
Заметив, что на полу что-то блеснуло, Дронго наклонился. Это
оказалась старая, еще доперестроечного времени монета достоинством в три
копейки. Он не стал ее поднимать.
