– Я генерал Федеральной службы безопасности, –
ответил Юрий Васильевич, – моя фамилия Решетилов.
Сосед Сургутского испуганно выглянул из-под одеяла.
Очевидно, должность и место работы Решетилова производили на него впечатление.
– Вы приехали сюда из-за сына? – неожиданно
спросил профессор.
Решетилов и Дронго переглянулись.
– Нет, – ответил генерал, – мы хотим
поговорить с вами. Извините, что вынуждены беспокоить вас в таком состоянии.
За дверью послышался шум. Очевидно, лечащий врач хотел войти
в палату и помешать допросу, но стоящие в дверях офицеры ФСБ не пустили его в
комнату.
– Мы хотим побеседовать с вами насчет вашего бывшего
ученика. – Решетилов заговорил громко и четко, выделяя каждое
слово. – Вы знаете Адабашева Роберта Надировича?
– Конечно, – ответил Сургутский и тяжело
вздохнул. – Значит, вы пришли сюда за этим…
– Мы пришли узнать, почему вы ему позвонили и попросили
о помощи, – объяснил генерал. – Вы сказали Адабашеву, что нужно
помочь студентам-иностранцам, найти для них лабораторию. Вы знаете этих людей?
Вы их видели?
Сургутский молчал.
– Вы меня слышите? – встревожился генерал,
наклоняясь к больному.
– Конечно, не знаю. Но не нужно так громко, –
попросил профессор. – Вы, наверное, и сами догадываетесь, что я никого из
них не мог знать. Меня попросили позвонить, я и позвонил моему бывшему ученику.
А через несколько недель Адабашев появился у меня. Он, кстати, очень плохо
выглядел. И рассказал мне, что лабораторию использовали в каких-то непонятных
целях. Мне, конечно, было неприятно. У нас состоялся очень сложный разговор. И
в результате я попал в больницу. А где он сейчас?
– Тоже в больнице. Абадашев получил очень сильную дозу
облучения.
– Я так и думал. Значит, они действительно использовали
лабораторию для какого-то непроверенного эксперимента. Какое безобразие! Нужно
запрещать такие опыты.
Решетилов глянул на Дронго. Кажется, профессор не собирался
издеваться над ними.
– Вы думаете, там проводили опыты? – переспросил
генерал.
– Конечно, – ответил Сургутский, – иначе в
лаборатории не остался бы такой фон. Сейчас в погоне за деньгами готовы делать
все, что угодно. Любые рискованные эксперименты, любые непроверенные опыты.
– Возможно. – Решетилов не хотел ничего
объяснять. – Так кто же попросил вас об этом? Вы ведь сказали, что не
знали этих иностранцев. Тогда почему вы позвонили Адабашеву?
– Меня попросили… – Сургутский отвернулся.
– Погодите, – уже более настойчивым голосом
произнес генерал, – кто попросил? Мне нужно знать, кто вас попросил!
– Этого я вам не скажу. Это мое личное дело.
– Не личное, – повышая голос, заявил
Решетилов, – совсем не личное. – Он посмотрел на второго
больного. – Я не хочу вас пугать, профессор, но положение гораздо хуже,
чем вы можете себе представить. И нам нужно немедленно знать имя человека,
который просил вас позвонить Адабашеву.
– У вас свои обязательства, а у меня – свои, –
отозвался Сургутский. – И я не собираюсь больше разговаривать с вами на
эту тему. Достаточно и того, что я попал в больницу…
За дверью усилились голоса. Вероятно, к лечащему врачу
прибыло подкрепление.
– Мы заберем вас отсюда, – принял решение
генерал. – И тогда вы узнаете, почему мы так настаиваем.
– Я нетранспортабелен, – сообщил профессор. –
Или вы хотите меня убить за мою ошибку?
– Подождите, – вмешался Дронго, дотронувшись до
генерала, – не спешите. Я все понял. Не нужно так нервничать, Николай Федорович.
Вы ведь попали в больницу недавно? А ваш бывший ученик болеет уже давно.
Значит, инфаркт случился у вас не после разговора с ним, а после
разговора… – Сургутский напрягся, сосед на всякий случай закрылся одеялом
и отвернулся в другую сторону, Решетилов нахмурился. – После разговора с…
вашим сыном, – выпалил Дронго, глядя на больного.
Тот дернулся.
– При чем тут Аркаша? Его обманули, он не виноват.
– Но вы же понимаете, что сделали что-то
неправильно, – возразил Дронго. – Когда мы вошли, вы были уверены,
что мы приехали из-за вашего сына. Он прилетел несколько дней назад, а вы сразу
попали в больницу после разговора с ним. Это он попросил вас позвонить
Адабашеву?
– Вы хотите, чтобы я сдал вам моего сына? –
спросил профессор. – А я думал, что тридцать седьмой год больше никогда не
повторится.
Решетилов вспыхнул и уже собирался что-то сказать, когда
Дронго удержал его за руку.
– Не нервничайте, Юрий Васильевич. Профессор Сургутский
даже не представляет себе, в какую жуткую историю его втянули.
– Представляю, – возразил Сургутский. – Они
наверняка проводили эксперименты с изотопами. Или что-то в этом роде. Поэтому я
и здесь, что очень хорошо все представляю.
– Где сейчас ваш сын? – строго спросил Дронго.
– Этого я вам не скажу. Он ни в чем не виноват. Его обманули,
и он был вынужден… Он ничего не знал…
– Где он? – повторил вопрос Дронго.
– Не нужно, – вмешался Решетилов. – Мы его
найдем.
Дверь наконец открылась, и в комнату вошли сразу несколько
врачей.
– Что здесь происходит? – требовательно спросил
один из них. – По какому праву вы врываетесь к тяжелобольным? Кто вы
такие?
– Извините, – сказал Решетилов, – мы уже
закончили.
– Он ни в чем не виноват, – попытался подняться
Сургутский.
– Не сомневаюсь, – зло буркнул генерал, выходя из
палаты.
– Он ничего не знал! – крикнул профессор.
– Вам нельзя нервничать, – подскочил к нему врач.
– Не беспокойтесь, – сказал на прощание
Дронго, – никто его не обвиняет. Нам нужно только узнать, почему он просил
вас об этом.
Профессору стало плохо, и врач укоризненно покачал головой.
– Вы его убьете! – крикнула медсестра, с
ненавистью глядя на незваного гостя.
В коридоре Решетилов достал телефон.
– Срочно уточните домашний адрес сына
Сургутского, – приказал он, – мне нужно знать, где он сейчас
находится.
– Мы уже все проверили, – упавшим голосом ответил
ему офицер.
– Дайте мне адрес, – потребовал генерал.
Офицер молчал.
– Ты меня слышишь? – теряя терпение, крикнул
Решетилов.
– Два дня назад на даче обнаружили труп Аркадия Сургутского, –
доложил офицер, – мы получили сообщение об этом только что. Прокуратура
возбудила уголовное дело по факту убийства. Старику ничего не говорят, чтобы не
волновать его, иначе он не выдержит.
