Дронго удивился. Ярко выраженный антисемитизм Асанти и
Якобсона находился в диком противоречии с этими утверждениями. Но, очевидно, по
отношению к своему израильскому филиалу Фонд проявлял некоторую
снисходительность.
– Из-за нашего взаимного недоверия, – продолжал
генерал МОССАДа, – каждая из наших служб считала, что кто-то другой
финансирует и покровительствует этому Фонду. Но теперь мы знаем, что это не
так. Фонд создан тайным масонским орденом «вольных каменщиков» и финансируется
на их деньги. При этом часть денег эти неистовые ревнители веры получают от
арабских стран, что их, конечно, не смущает.
Что-то в его словах смущало Дронго, но он решил не
перебивать генерала. Тихо скрипнула дверь, в номер вошел и осторожно присел на
стул у дверей Моше.
– Узнав наконец, что представляет собой Фонд, теперь мы
можем начать против него совместную акцию, – продолжал Райский. –
Только объединив усилия наших организаций, удастся покончить с этим монстром.
Надеюсь, все со мной согласны?
Минулин осторожно наклонил голову. Вудсток быстро закивал. И
в этот момент раздался голос Дронго.
– Нет, – громко сказал он, – я не согласен.
Все посмотрели на него.
– Вы с ума сошли? – дернулся генерал
Минулин. – Что вы такое говорите? Как это не согласны?
– Вы, очевидно, забыли, – зло сказал
Вудсток, – вчера вечером вас спасло только чудо.
Дронго не обращал на них внимания, глядя в глаза Райскому.
– Я начинаю понимать, почему вас так не любят, –
почти шепотом сказал Дронго.
Все молчали, ожидая, что скажет Дронго дальше.
– Неужели вы ничего не видите, генерал? – спросил
Дронго. – В вас самих сидит очень сильный комплекс неполноценности. Я понимаю,
как нелепо это может выглядеть по отношению к вашему народу, но ведь это
действительно так. Вам все время кажется, что все вам завидуют, все вас
ненавидят, все интригуют против вас. Я не исключаю, что это так, но, конечно,
не в тех масштабах, в каких вы себе представляете. В любой стране вы пытаетесь
создать свою опору, с детства внушая каждому своему соплеменнику мысли о его
исключительности, о его принадлежности к великому народу. Это прекрасно. Но
посмотрите, во что это превращается. Вы присваиваете себе право миловать и
карать. Вы всерьез уверовали, что именно вам поручена некая миссия. Имея
громадное влияние в мире, вы начинаете им злоупотреблять. Пытаясь защититься от
действительной агрессии, вы часто переходите ту грань, которая отделяет вас от
самозащиты, и невольно сами становитесь агрессором.
– Что вы предлагаете? – спросил Райский.
– Нападение на их центр в Женеве ничего не даст. Только
вызовет новую волну ненависти в ваш адрес. Черт вас всех возьми, вы ведь
верующие люди!
Дронго вскочил со своего места и, пройдя в другую комнату,
принес Библию. В любом европейском или американском отеле в спальне обязательно
лежит Библия. Он раскрыл ее на известной ему странице и прочел: «Не судите, да
не судимы будете; ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою
мерите, такою и вам будут мерить».
– Вы же умный человек, генерал, – продолжал
Дронго, – неужели вы не хотите понять очевидного? Если вы считаете себя
исключительным народом с исключительной привилегией всегда защищаться и делать
так, как считаете нужным, значит, вы должны признать подобную исключительность
и за другими. В том числе и за вашими врагами. «И какою мерою мерите, такою и
вам будут мерить». Мне противен Асанти с его Фондом, мне противны их действия.
Но если вы имеете своего агента влияния в Вашингтоне, почему они не могут
сделать то же самое? И если вы завтра нападете на их центр в Женеве, почему они
не могут ответить тем же? Око за око, кровь за кровь. Неужели вам мало
многолетней войны с арабами, которой не видно конца?
– Перестаньте, – отмахнулся Минулин, – вы
ведете себя очень странно. Они вас вчера хотели расстрелять, а вы их защищаете.
Это решает не только МОССАД. Мы представляем здесь свои разведки и готовы
объединить усилия, чтобы покончить с этим Фондом. Раз и навсегда. Вы думаете, у
нас нет их агентов влияния? Это общая проблема для всего мира. Мы не должны
позволить им диктовать нам условия. Это кучка зарвавшихся авантюристов,
вообразивших, что могут переделать мир.
– Я их не защищаю, – возразил Дронго, – я
просто хочу, чтобы вы все правильно оценили. Разве в Москве агенты влияния
только этого Фонда? А сидящие здесь генералы, представляющие ЦРУ и МОССАД, не
имеют своих агентов влияния в Москве? Так в чем дело? Почему одним вы
позволяете, считая это в порядке вещей, а с другими жестоко расправляетесь,
рискуя вызвать ответную реакцию?
– Мы никому не позволяем иметь у нас агентов
влияния! – сорвался на крик Минулин. Зная, что Райский знает русский язык,
он даже не успел перейти на русский.
Райский по-прежнему молчал.
– Делайте что хотите, – махнул рукой
Дронго, – я просто хотел вам объяснить, что вы все равно ничего не
добьетесь.
Вудсток неприязненно посмотрел на него. «И где только
откопали этого неврастеника?» – подумал он. И, видя молчание своего коллеги из
МОССАДа, продолжал:
– Завтра совместная группа ЦРУ и МОССАДа, состоящая из
специалистов особых подразделений наших служб, возьмет этот центр. Наши русские
коллеги обещали нам прикрытие со спутника. На это время их спутник сумеет
накрыть зону Женевы и вызвать необходимые помехи в радиолокационной системе
защиты Фонда. А потом будет необходимая поддержка с применением спутниковой
связи, чтобы избежать больших потерь.
– Да, – сказал Минулин, – наши службы готовы.
– В таком случае завтра в пять часов мы
начинаем, – подвел итог Вудсток. – Генерал Райский, вы хотите
что-нибудь сказать?
Райский по-прежнему смотрел на Дронго.
– Нет, – сказал он, не отводя взгляда, –
ничего.
Вудсток шумно поднялся и вышел из номера. За ним поспешил
Эдвард Вуд. Осторожно удалился Моше. Минулин, поднявшись, посмотрел на Дронго,
словно хотел что-то сказать, но, передумав, вышел из апартаментов, раздраженно
бросив ручку с фирменным названием отеля на стол.
Они остались одни. Генерал МОССАДа Райский и Дронго. И долго
молчали. Потом Райский спросил:
– Вы серьезно так считаете?
– Почти, – честно ответил Дронго.
– По-моему, в ваших рассуждениях есть рациональное
зерно, – задумчиво сказал Райский. – Мы просто устали от этой
ненависти. Устали от постоянной войны всех наших соседей против нас. Но вы не
совсем правы. У нас есть и то, что отделяет нас от других народов. Страшный
опыт холокоста, вы не забывайте об этом. Каждый еврей помнит, что подобное не
должно повториться. Мы не можем позволить себе никогда быть слабыми. Мы обязаны
быть сильными, чтобы подобной трагедии, когда сжигали и убивали миллионы
евреев, не повторилось. Это не комплекс неполноценности, Дронго. Это комплекс
вины за наших погибших родителей, которых мы не могли защитить.
