– Вернемся к сенатору Доулу, – предложил
Дронго. – Вы прилетели так быстро из-за его победы на первичных выборах
сразу в трех штатах. Верно?
– Я пока не буду отвечать на ваш вопрос, –
предложил генерал, – сначала я хочу получить ответ на несколько своих вопросов.
Итак, самый первый из них. Почему вы решили, что наш срочный приезд связан с
недавними успехами сенатора Доула на предварительных выборах? Вы понимаете, как
мне важно получить ответ именно на этот вопрос, из которого логически вытекают
и несколько следующих?
– Вы ведь сами сказали, что я неплохой аналитик, –
напомнил Дронго. – С самого первого дня я не верил в свою значительность и
незаменимость. Сначала ваше предложение, а затем соответствующее предложение
представителей Фонда все равно не могли убедить меня в моей незаменимости.
Хороших аналитиков хватает и без меня, а МОССАД не очень любит привлекать к
сотрудничеству представителей других стран, тем более сотрудничать со Службой
внешней разведки, куда вы обратились за помощью с просьбой отыскать меня.
Из этого я сделал логический вывод, что нужен не просто
хороший аналитик, а нужен конкретно именно я. Последующие встречи с господином
Соловьевым и Рамешем Асанти только укрепили меня в этом мнении. Приехав сюда, я
узнал, что предполагаемый убийца маэстро Осинского – тот самый Альфред
Шварцман, с которым я уже встречался несколько лет назад. И значит, мое
появление здесь становилось для Ястреба, который попал в бразильскую тюрьму не
без моей помощи, очень сильным раздражающим стимулом.
Менеджер Осинского мистер Якобсон пытался уверить меня, что
они узнали о готовящемся убийстве из прессы, и даже показал мне искусно
сделанную фальшивку в бразильской газете. На мой запрос по Интернету пришел
совсем другой номер газеты, и я понял, что все просто заинтересованы в моем
пребывании здесь именно в качестве телохранителя американского композитора.
Почему заинтересованы представители Фонда и сам мистер
Якобсон, я понял довольно быстро – им важно было установить, кто и зачем нанял
Ястреба для этого убийства. А чтобы Ястреб не улетел, отказавшись выполнять
подобное поручение, им важен был и такой сильный фактор, как мое пребывание
здесь, чтобы мстительный Шварцман обязательно захотел не просто выполнить
данное ему поручение, а еще и перевыполнить, убив заодно и меня. Я понял, что
для них важнее всего на свете узнать, кто и зачем нанял Шварцмана именно против
Осинского.
И это был главный ответ на вопрос, почему они пригласили
именно меня. Что касается вас, то понятно, что подобный вопрос интересует и
ваши ведомства, очевидно, всерьез заинтересовавшиеся работой этого
своеобразного Фонда.
Генерал чуть нахмурился. «Он слишком умен», – подумал
Аялон. Эта мысль, кажется, начинала нервировать. Сидевший рядом с ним
высокопоставленный сотрудник МОССАДа, представившийся Дронго под фамилией
Соловьев, просто молчал, мрачно сжимая узкие губы. Очевидно, их обоих
беспокоила именно эта проблема.
– Теперь я отвечу на ваш вопрос, генерал. Вернее, даже
попытаюсь объяснить, почему я связываю ваш приезд с победами сенатора на
первичных выборах. Два дня назад состоялось третье представление оперы Джорджа
Осинского. Я не бог весть какой меломан, но даже мне понятно, что до гениальных
творений Доницетти или Верди, с которыми сравнивают Осинского, он просто
недотягивает. Это абсолютно несопоставимые категории. Но кому-то очень выгодно
проталкивать его в качестве нового гения в мире музыки. Хотя признаюсь, что
категории искусства – вещь довольно сложная. Ведь признают в качестве
гениальных творений искусства многое, что непонятно большинству нормальных
людей. Например, «Черный квадрат» Малевича. Я пытаюсь все время понять эстетику
этой картины и признаюсь, что у меня это не выходит. Однако я отвлекся.
Наблюдение за Якобсоном позволило понять этот феномен,
который я бы назвал наглядным учебным пособием, как из довольно посредственного
композитора делают звезду мировой величины. На первых двух представлениях все
было как положено. Именитые зрители, восторженные почитатели, очень
положительные рецензии критиков – все как нужно. Но на третьем представлении,
вернее, во время него, мистер Песах Якобсон неожиданно узнает, что один из
самых вероятных кандидатов на пост президента США от республиканской партии
сенатор Доул потерпел неожиданное поражение в ходе первичных выборов в штате
Нью-Гэмпшир. И все сразу меняется.
Якобсон уехал из Гранд-опера, не подав нужного сигнала. Его
люди не стали организовывать привычных оваций, сотрясая зал криками и
аплодисментами в честь маэстро Осинского. Все было ниже среднего. Редкие
аплодисменты и недоумение пришедших людей, не понимавших, почему два первых
представления прошли с таким триумфом. Позже Якобсон даже посоветует мне уехать
отсюда, посчитав, что все кончено.
На последний прием к премьеру Франции я поехал скорее в силу
привычки всегда доводить порученное дело до конца. И обратил внимание на
натянуто-холодную атмосферу приема. Но неожиданно туда приехал сам Якобсон. И
все снова поменялось. Сразу несколько человек, словно по приказу Якобсона,
начали снова оживленно рассказывать о гениальной музыке Осинского. Их легко можно
было вычислить.
Позже я узнал, что именно в этот момент Якобсон получает
известие из США о последующей победе Доула сразу в трех штатах подряд. И все
разом меняется. Не связывать эти события я уже просто не мог. К тому же мне
рассказала Барбара Уэлш, что сенатор Доул, представляющий штат Канзас в сенате
США, довольно близко дружит с гениальным земляком, известным во всем мире
благодаря своей музыке. Хотя, если быть откровенным, точнее сказать, благодаря
настойчивости Песаха Якобсона.
Я бы, возможно, не обратил внимания на столь симптоматичные
совпадения побед и поражений сенатора Доула с успехами и неуспехами композитора
Осинского, если бы не провел сравнительный анализ. Одна из самых модных
прозаиков Франции настоящего времени некая Кэтрин Муленже. Признаюсь, я очень
люблю французскую литературу, в том числе и современную. Но про эту даму слышал
очень мало. Я стал изучать ее жизнь. И выявил очень странную закономерность.
Год ее первых литературных успехов – тысяча девятьсот восьмидесятый. Именно
тогда лидер новых голлистов Жак Ширак решил бросить вызов партнеру по
правоцентристской коалиции президенту Валери Жискар д'Эстену. Но, как известно,
они оба в конечном итоге уступили Франсуа Миттерану, ставшему президентом
Франции. Кстати, именно в эти годы по случайному совпадению во многих странах
Европы начинают печатать Франсуазу Саган, близкого друга Миттерана.
Кэтрин Муленже пребывает в безвестности примерно несколько
лет, пока правые партии не побеждают на выборах и премьер-министром страны
становится Жак Ширак. Вот именно в это время снова всплывает ее имя. Переводы
ее романов публикуются в Германии, Англии, Италии. Но позднее Ширак вновь
уходит в оппозицию, и в последние годы о таком прозаике никто не слышит.
Наконец в девяносто четвертом, когда уже окончательно ясно, что смертельно
больной Миттеран уступит свой пост кому-нибудь из преемников, снова всплывает
имя Кэтрин Муленже. И хотя тогда никто не верил в возможность успеха Ширака на
выборах, а все предсказывали абсолютную победу Эдуарда Балладюра, премьера
Франции, кто-то очень проницательный, очевидно, просчитывает успех именно
Ширака. Более того, перед началом президентской гонки супруги устраивают прием,
и к Шираку почти никто не приезжает. Если не считать нескольких старых друзей,
среди которых, конечно, Кэтрин Муленже и русский музыкант Ростропович.
