На мраморном камине стояли изящные бронзовые часы,
выполненные в стиле ампир. С левой стороны от входа, за большими зеркалами,
находились глубокие платяные шкафы с внутренним светом, включавшимся
автоматически при открывании дверей. На столике, у окна, лежали рекламные
буклеты. По вечерам предупредительные горничные обязательно приносили
специальную карточку для гостей с информацией о погоде на завтрашний день.
Повсюду висели картины. Над кроватью находился гобелен.
Дронго вошел в ванную комнату. Вместо кранов здесь были
серебряные лебеди с распахнутыми крыльями: вода текла прямо из клюва. Глубокая
квадратная ванная с расположенной над ней непонятной цепью несколько озадачила
его. Что это может быть? Он потянул за цепь. Через минуту в его дверь
постучали. Оказалось, что это вызов официанта. Для гостей, находящихся в
ванной, ужин либо завтрак можно заказать, очевидно, прямо в ванную.
Из ванной комнаты вела еще одна дверь – в туалет, где
находились традиционные весы. Разумеется, везде установлены телефоны, чтобы
разговаривать с любого места, даже не меняя своей позы. Рядом с кроватью
находился небольшой пульт управления. Можно, лежа в постели, регулировать свет,
открывать занавески, включать радио и телевизор, меняя программы.
Осмотрев свой номер, он пошел в расположенный рядом сюит
Осинского. Здесь на стенах висели подлинные картины французских художников, уже
успевших стать классиками. Кровать была обрамлена мраморными колоннами, а
ванная комната напоминала небольшой, но хорошо оборудованный бассейн. Осинский,
расстроенный вчерашним взрывом, нетерпеливо ходил по номеру. Напротив него в
кресле сидел невозмутимый Якобсон.
– Почему, почему?! – кричал Осинский. –
Почему мне должны присылать такие посылки? Кому я помешал? Кто хочет меня
убить?
– Мы этого не знаем, – невозмутимо отвечал
Якобсон, – мы ничего не знаем. Французская полиция занимается розысками
этого непонятного придурка. Но там не было ничего опасного. Обыкновенная
хлопушка. Просто кто-то хотел пошутить.
– Пошутить! – взвизгнул композитор. Он был в одном
халате, и, когда делал слишком резкие движения, обнажались его светлые ноги,
которые по полноте как-то не соответствовали его располневшему лицу и уже
появившемуся небольшому животу. Словно их приделали после того, как Осинский
начал полнеть.
– Пошутить! – кричал композитор, размахивая
руками. – Поэтому там вылетели все стекла?
– Это была случайность, – успокаивал его
Якобсон. – Вот мистер Саундерс может все подтвердить, – показал он на
Дронго.
– Правда? – спросил, останавливаясь, Осинский. Как
и все люди с неустоявшейся психикой, он больше доверял новым людям, чем своим
старым знакомым.
– Да, – подтвердил Дронго, усаживаясь в кресле
рядом с Якобсоном, – я думаю, не было никакой опасности.
В этот момент дверь открылась, и в комнату вошла неизвестная
Дронго женщина. Он встал, чтобы поздороваться с ней. Якобсон не шевельнулся, а
Осинский даже не стал затягивать пояса своего халата.
– Миссис Уэлш, – показал на нее своей короткой
рукой Якобсон, – миссис Барбара Уэлш, личный секретарь господина
Осинского.
Женщина повернулась к Дронго. Она была явно азиатского
происхождения, несмотря на свою английскую фамилию. Раскосые, чуть удлиненные
глаза, чувственный нос с четко очерченными крыльями ноздрей, твердая линия
скул. Небольшой рот с тонкими губами. И холодный взгляд карих глаз. Волосы были
красиво уложены. Одета она была в строгий серый костюм. «Кажется, „Келвин
Кляйн“, – подумал Дронго, оценивая линии ее одежды.
– Мистер Саундерс, – показал на Дронго
Якобсон, – наш новый консультант по безопасности.
Женщина холодно кивнула. Не обращая внимания на
рассерженного Осинского, она прошла к другому креслу и села в него. Дронго
обратил внимание на безупречные линии ее ног.
– Вы слышали, что случилось вчера? – закричал
Осинский. Он, очевидно, не умел разговаривать спокойно.
– Да, – ответила Барбара. Голос у нее был низкий,
глухой. – Мне рассказали Мартин и Брет.
Дронго сделал движение рукой. Якобсон, заметив это,
ободряюще кивнул.
– Вы хотите что-то спросить?
– Да, – ответил Дронго. – Где вы вчера были,
миссис Уэлш? Я не видел вас в опере.
Она чуть повернула голову. В глазах мелькнуло удивление.
– Вы меня подозреваете? – спросила она, не меняя
позы. – Может, я уже должна отчитываться и перед вами?
– Миссис Уэлш, – чуть повысил голос
Якобсон, – вы, очевидно, не поняли. Это новый консультант по безопасности.
Вы должны отвечать на его вопросы.
– Я была вчера у сына, – пояснила миссис
Уэлш. – Мистер Осинский разрешил мне отлучиться на вечер.
– Да, – подтвердил Осинский, – я разрешил.
«Кажется, она обиделась», – понял Дронго.
– Сколько лет вашему сыну? – спросил он.
– Двадцать четыре. – Она смотрела на него не мигая.
– В таком случае позвольте вас поздравить, –
улыбнулся Дронго, – я никогда бы не мог подумать, что у вас такой взрослый
сын.
Женщина не захотела принимать комплимента. Она просто
отвернулась, поняв, что своеобразный допрос окончен.
– Сегодня у вас встреча с журналистами, –
напомнила она Осинскому, – вы назначили им на четыре.
– Да, – подтвердил композитор, – я помню. Они
дали примерный список вопросов.
– Мы уже подготовили ответы. Они у вас на столике в
спальне, – ответила Барбара.
– Да-да, конечно, – вспомнил Осинский, – я
совсем забыл. Сейчас я переоденусь, и мы пойдем завтракать. Хотя уже, кажется,
время ленча.
Он вышел из комнаты.
– Он очень нервничает, – вздохнул Якобсон, –
надеюсь, вы понимаете, как нам важно его не нервировать. Его европейское турне
не может быть сорвано.
– В каких городах он будет выступать? – спросил
Дронго.
– Брюссель, Амстердам, Франкфурт. Почему вы
спрашиваете?
– Он должен быть на сцене? Играть или дирижировать?
Будет исполняться его гениальная опера? – не удержался от сарказма Дронго.
Барбара чуть улыбнулась. Она оценила шутку нового
консультанта. Якобсон шутки не принял. Не захотел ее понимать.
– Ни то ни другое, – сухо ответил он, –
просто в этих городах должны состояться концерты из его произведений. После
премьеры его оперы в Париже это нужно для закрепления успеха в Европе, где еще
Осинского знают недостаточно. Он обязан присутствовать на этих презентациях. Это
своеобразная рекламная поездка.
В дверь осторожно постучали.
– Войдите, – разрешил Якобсон на правах хозяина.
В комнату вошел Мартин с конвертом в руках.
