Это была минута торжества. Но она пролетела так же
стремительно, как и всё, что делалось вокруг Вани в это утро.
Едва орудийный расчёт взялся за лопаты, чтобы поскорее
закрепиться на новой позиции, как Ваня заметил, что вдруг всё вокруг изменилось
как-то к худшему. Что-то очень опасное, даже зловещее показалось мальчику в
этой тишине, которая наступила после грохота боя.
Капитан Енакиев стоял, прислонившись к орудийному щиту, и,
прищурившись, смотрел вдаль. Ваня ещё никогда не видел на его лице такого
мрачного выражения. Ковалёв стоял рядом и показывал рукой вперёд. Они негромко
между собой переговаривались. Ваня прислушался. Ему показалось, что они играют
в какую-то игру-считалку.
— Один, два, три, — говорил Ковалёв.
— Четыре, пять, — продолжал капитан Енакиев.
— Шесть, — сказал Ковалёв.
Ваня посмотрел туда, куда смотрели командир и наводчик. Он
увидел мутный, зловещий горизонт и над ним несколько высоких остроконечных
крыш, несколько старых деревьев и силуэт железнодорожной водокачки. Больше он
ничего не увидел.
В это время подошёл капитан Ахунбаев. Его лицо было горячим,
красным. Оно казалось ещё более широким, чем всегда. Пот, чёрный от копоти,
струился по его щекам и капал с подбородка, блестящего, как помидор. Он утирал
его краем плащ-палатки.
— Пять танков, — сказал он, переводя дух. — Направление на
водокачку. Дальность три тысячи метров.
— Шесть, — поправил капитан Енакиев. — Расстояние две тысячи
восемьсот.
— Возможно, — сказал Ахунбаев.
Капитан Енакиев посмотрел в бинокль и заметил:
— В сопровождении пехоты.
Капитан Ахунбаев нетерпеливо взял из его рук бинокль и тоже
посмотрел. Он смотрел довольно долго, водя биноклем по горизонту. Наконец он
вернул бинокль.
— До двух рот пехоты, — сказал Ахунбаев.
— Приблизительно так, — сказал капитан Енакиев. — Сколько у
вас осталось штыков?
Ахунбаев не ответил на этот вопрос прямо.
— Большие потери, — с раздражением сказал он, перевязал на
шее тесёмочки плащ-палатки, подтянул осевшие голенища сапог и широкими шагами
побежал вперёд, размахивая автоматом.
Как ни тихо вёлся этот разговор, но в тот же миг слово
«танки» облетело оба орудия.
Солдаты, не сговариваясь, стали копать быстрее, а пятые и
шестые номера стали поспешно выбирать из ящиков и складывать отдельно
бронебойные патроны. Твёрдо помня своё место в бою, Ваня бросился к патронам.
И в это время Енакиев заметил мальчика.
— Как! Ты здесь? — сказал он. — Что ты здесь делаешь?
Ваня тотчас остановился и вытянулся в струнку.
— Шестой номер при первом орудии, товарищ капитан, —
расторопно доложил он, прикладывая руку к шлему, ремешок которого никак не
затягивался на подбородке, а болтался свободно.
Тут, надо признаться, мальчик немножко слукавил. Он не был
шестым номером. Он только был запасным при шестом номере. Но ему так хотелось
быть шестым номером, ему так хотелось предстать в наиболее выгодном свете перед
своим капитаном и названым отцом, что он невольно покривил душой.
Он стоял навытяжку перед Енакиевым, глядя на него широко
раскрытыми синими глазами, в которых светилось счастье, оттого что командир
батареи наконец его заметил.
Ему хотелось рассказать капитану, как он переносил за пушкой
патроны, как он снимал колпачки, как недалеко упала мина, а он не испугался. Он
хотел рассказать ему всё, получить одобрение, услышать весёлое солдатское
слово: «Силён!»
Но в эту минуту капитан Енакиев не был расположен вступать с
ним в беседу.
— Ты что — с ума сошёл? — сказал капитан Енакиев испуганно.
Ему хотелось крикнуть: «Ты что — не понимаешь? На нас идут
танки. Дурачок, тебя же здесь убьют. Беги!» Но он сдержался. Строго нахмурился
и сказал отрывисто, сквозь зубы:
— Сейчас же отсюда уходи.
— Куда? — сказал Ваня.
— Назад. На батарею. Во второй взвод. К разведчикам. Куда
хочешь.
Ваня посмотрел в глаза капитану Енакиеву и понял всё. Губы
его дрогнули. Он вытянулся сильнее.
— Никак нет, — сказал он.
— Что? — с удивлением переспросил капитан.
— Никак нет, — повторил мальчик упрямо и опустил глаза в
землю.
— Я тебе приказываю, слышишь? — тихо сказал капитан Енакиев.
— Никак нет, — сказал Ваня с таким напряжением в голосе, что
даже слёзы показались у него на ресницах.
И тут капитан Енакиев в один миг понял всё, что происходило
в душе этого маленького человека, его солдата и его сына. Он понял, что спорить
с мальчиком не имеет смысла, бесполезно, а главное — уже нет времени.
Чуть заметная улыбка, молодая, озорная, хитрая, скользнула
по его губам. Он вынул из полевой сумки листок серой бумаги для донесений,
приложил его к орудийному щиту и быстро написал химическим карандашом несколько
слов. Затем он вложил листок в небольшой серый конвертик и заклеил.
— Красноармеец Солнцев! — сказал он так громко, чтобы
услышали все.
Ваня подошёл строевым шагом и стукнул каблуками:
— Я, товарищ капитан.
— Боевое задание. Немедленно доставьте этот пакет на
командный пункт дивизиона, начальнику штаба. Понятно?
— Так точно.
— Повторите.
— Приказано немедленно доставить пакет на командный пункт
дивизиона, начальнику штаба, — автоматически повторил Вайя.
— Правильно.
Капитан Енакиев протянул конверт.
Так же автоматически Ваня взял его. Расстегнул шинель и
глубоко засунул пакет в карман гимнастёрки.
— Разрешите идти?
Капитан Енакиев молчал, прислушиваясь к отдалённому шуму
моторов. Вдруг он быстро повернулся и коротко бросил:
— Ну? Что же вы? Ступайте! Но Ваня продолжал стоять
навытяжку, не в силах отвести сияющих глаз от своего капитана.
