— Неправда ваша. Я вас хитрее. Вы меня по компасу искали — и
то не нашли.
— Чего языком треплешь? Когда я тебя по компасу искал?
— А вот искали! Вы меня не видели, а я с дерева вас видел.
— Чего же ты видел?
— Видел, как вы на мой след компас направляли. «Вот
чертёнок, всё он замечает!» — подумал Биденко почти с восхищением. Но сказал
строго:
— Это, брат, не твоего ума дело. Я только по компасу
определялся, чтобы машину не потерять. А тебя это не касается.
Тут Биденко немного покривил душой. Но это ему всё равно не
помогло.
— Неправда ваша, — сказал Ваня неумолимо. — Вы меня по
компасу ловили. Я знаю. Только вам это не удалось, потому что я вас обхитрил. А
я бы вас без всякого компаса за полчаса нашёл в каком хотите лесу, хоть днём,
хоть ночью.
— Ну, браток, это ты чересчур хватил.
— Давайте спорить.
— Стану я ещё с тобой спорить! Молод.
— Ну давайте так испытаем. Без спора. Вы мне завяжите
чем-нибудь глаза да уйдите от меня в лес. А я минут через пяток начну вас
искать.
— Ну и не найдёшь.
— А вот найду.
— Никогда!
— Испытаем.
— А ну, давай! — воскликнул Биденко, в котором вдруг
вспыхнул азарт разведчика. — Нипочём не найдёшь. Погоди, — сказал он вдруг
подозрительно. — Это что же получается? Я от тебя в лес уйду, а ты в это время
от меня опять убежишь? Э, нет, малый, больно ты хитёр, как я на тебя посмотрю.
Ваня усмехнулся:
— Боитесь, что уйду?
— Ничего я не боюсь, — хмуро сказал Биденко, — а просто
чересчур много ты болтаешь. Через тебя у меня уже голова болит.
— Вы не бойтесь, — сказал мальчик весело, — я от вас и так всё
равно уйду.
И такая глубокая уверенность, такое непреклонное решение
послышалось ефрейтору Биденко в этих весёлых словах, что он хотя и промолчал,
но решил про себя всё время быть начеку.
А мальчику как вожжа попала под хвост. Он бодро топал
впереди Биденко своими крепкими босыми ногами и, как бы платя за обиду, которую
ему нанесли разведчики, вызывающе повторял:
— Вот уйду! Хоть вы меня привяжите к себе. Вот всё равно
уйду.
— А что ж ты думаешь? И привяжу. У меня это недолго.
Посмотрим, как ты тогда уйдёшь. Биденко задумался.
— Ей-богу, — вдруг решительно сказал он, — вот возьму
верёвку и привяжу!
У Биденко действительно, как у каждого запасливого
разведчика, всегда при себе имелось метров пять тонкой и крепкой верёвки. И он
начал подумывать всерьёз, не привязать ли Ваню к себе, когда они сядут в
машину. Ехать предстояло довольно далеко. В дороге можно было бы хорошо
вздремнуть. А как тут вздремнёшь, если мальчишка может каждую минуту сигануть
через борт!
«А что, в самом деле, — подумал Биденко, — привяжу — и
кончено дело. А потом, как приедем на место, отвяжу. Ничего с ним не
сделается».
И действительно, когда вышли на дорогу и забрались в
попутную машину, Биденко достал из кармана аккуратно свёрнутую верёвку.
— Ну, держись, пастушок, сейчас я тебя привязывать буду, —
весело сказал он, стараясь разыграть дело в шутку, чтобы не оскорбить мальчика.
Но Ваня и не подумал обидеться. Он легко принял этот якобы
шутливый тон и ответил в таком же духе:
— Привязывайте, дяденька, привязывайте. Только сделайте узел
покрепче, чтобы я не развязал.
— Моего, брат, узла не развяжешь: у меня двойной морской.
С этими словами Биденко крепко, но не больно привязал конец
верёвки двойным морским узлом к Ваниной руке повыше локтя, а другой конец
обмотал вокруг своего кулака.
— Теперь, брат пастушок, плохо твоё дело. Не убежишь.
Мальчик промолчал. Он прикрыл ресницами глаза, в которых
неистово прыгали синие искры.
Грузовик попался очень хороший, большой, крытый брезентом —
новенький американский «студебеккер». Он шёл порожняком до самого места. Сперва
Биденко и Ваня были в нём единственные пассажиры. Они очень удобно устроились
на пустых мешках, у самой кабинки водителя, где совсем не трясло.
Биденко несколько раз пытался заговаривать с мальчиком, но
Ваня всё время упорно молчал.
«Смотрите пожалуйста, какой гордый! — думал с умилением
Биденко. — Маленький, а злой. Самостоятельный у паренька характер. Видать,
немало хлебнул в жизни».
И ему опять стали представляться далёкие картины его
детства.
Тем временем у каждого контрольно-проверочного пункта в
машину подсаживались всё новые и новые люди. Скоро машина переполнилась.
Здесь были солдаты с переднего края, только что из боя. Их
сразу можно было узнать по шлемам и коротким грязным плащ-палаткам, завязанным
на шее и висящим сзади длинным углом.
Были два интенданта в тесных шинелях с узкими серебряными
погончиками и в новеньких, твёрдых фуражках.
Была девушка из Военторга, в макинтоше, в коротких кирзовых
сапогах, с круглым пунцовым лицом, выглядывающим из платка, завязанного
по-бабьи, как кочан капусты.
Было несколько весёлых лётчиков-истребителей. Они всё время
курили папиросы из толстых прозрачных портсигаров, сделанных на авиационном
заводе из отходов бронестекла.
Была женщина — военный хирург, толстая, пожилая, в круглых
очках и в синем берете, плотно натянутом на седую, коротко остриженную голову.
Словом, были все те люди, которые обычно передвигаются по
военным дорогам на попутных машинах.
Стемнело.
По брезентовой крыше зашумел дождь. Ехать было ещё далеко. И
люди стали помаленьку засыпать, устраиваясь кто как мог.
Стал засыпать и ефрейтор Биденко, положив под голову кулак с
намотанной на него верёвкой. Однако сон его был чуток. Время от времени он
просыпался и подёргивал за верёвку.
— Ну, что вам надо? — сонно отзывался Ваня. — Я ещё тут.
— Спишь, пастушок?
— Сплю.
— Ладно. Спи. Это я так: проверка линии.
И Биденко засыпал опять.
