Балансируя растопыренными руками на манер канатоходца, Леха перебрался к пленницам и предупредил:
– Другой дороги сюда нет, отсюда – тоже. Так что о побеге даже не мечтайте. Я до утра не усну, дело привычное. Попытаетесь смыться, столкну вниз, и всех делов. – Схватив Ленку за воротник пальто, он заставил ее наклониться. – Смотри туда. До земли лететь секунд семь, я камешки бросал, засекал время. Несколько раз помереть можно, пока об землю хрястнешься.
– И зачем это? – мрачно полюбопытствовала Ленка.
– Как зачем? – удивился Леха. – Интересно же.
– Я спрашиваю, зачем ты затащил нас на эту верхотуру?
– А! Для надежности. Я стрелку твоему папику неподалеку забью, мне тут все ходы и выходы знакомы. Заберу передачку и направлю его сюда. – Лехин взгляд вильнул из стороны в сторону. – Доску после ухода сброшу, так что вам останется лишь сидеть и куковать, дожидаясь своего спасителя. Умеете куковать, леди-миледи?
– Как же мы выберемся отсюда, если мостика не будет? – встревожилась Анечка.
– Вот пусть твой дедушка и позаботится об этом, – сказал Леха, глаза которого по-прежнему оставались блудливыми. – Пусть внучку спасает, вместо того чтобы гоняться за мной по пересеченной местности.
«Врет, – окончательно поняла Ленка. – Он не только доску вниз сбросит, но и меня с дочкой. Или нет, пристрелит на рассвете спящих и оставит на месте. Здесь нас не скоро найдут. Во всяком случае, люди».
Запрокинув голову, она посмотрела на небо, в котором там и сям мельтешили черные точки. Вороны или галки. Говорят, они в первую очередь выклевывают мертвецам глаза…
2
Вечер сменился ночью, а смертельная тоска так и остался смертельной тоской. Избавиться от нее Ленке не удается никакими ухищрениями. Из-за этого тяжесть и холод в груди, как будто там пригрелась змея. Жутко. Тошно. Муторно.
После того как Леха переговорил с Ленкиным отцом, он положил телефонную трубку слева, а пистолет пристроил справа. Так и сидит до сих пор, невозмутимый, как истукан. Вид у него вполне умиротворенный. Посиживает себе на рулоне рубероида молодой парень со светлым пушком на щеках, отдыхает. В руках плоская бутылочка виски, он отхлебывает из нее время от времени, но понемногу, чтобы не опьянеть, а лишь поддерживать легкий бодрящий кайфец, как он выражается.
– Привет, Анюта, я тут как тута, – балагурит он, заметив, что девочка наблюдает за ним из-под вороха одеял.
Она закрывает глаза и моментально засыпает, чтобы его не видеть. Тогда Леха переключает внимание на Ленку:
– Ну что, согреемся, мать? – Он показывает ей издали бутылку, а сам похабно посмеивается. Значит, имеется в виду вовсе не спиртное.
– Давай, – легко соглашается Ленка. Это тоже звучит довольно двусмысленно, потому что в глазах у нее пляшут бесенята.
В действительности это просто отблески пламени, разведенного в железном бочонке, который служит здесь печкой. На растопку идут щепки, черенки лопат, куски застывшего битума. Тепло, и слава богу, думает Ленка. К вечеру Анечка начала чихать, покашливать. Значит, завтра проснется совсем больная…
…А потом прилетят вороны с острыми-преострыми клювами. Когда отметут метели и грянут оттепели, они будут важно расхаживать по черным полям. Никто не узнает, чем они питались минувшей зимой.
– Открой картонный ящик, он у тебя за спиной, – говорит Леха, азартно жуя сигаретный фильтр. – Выбирай, что душе угодно.
На самом деле он не верит в существование души, это просто выражение такое. И Ленка не верит тоже. О бессмертии и реинкарнации хорошо рассуждать у себя дома, когда все плотно поужинали и ждут начала любимого сериала. А когда до смерти четыре шага, то хочется не философствовать, а просто жить.
Где она, душа? Ее кто-нибудь видел? Трогал? Вот полдюжины разнокалиберных бутылок в ящике, каждую можно подержать в руке, повертеть перед глазами. Если бутылку опорожнить до дна, то в ней не останется ничего, кроме пустоты. Откуда же у некоторых людей уверенность в том, что они носят в себе искру божью? Пистолеты они носят, это да, это факт. А вот божьих искр вокруг не наблюдается.
– Что лучше – джин или бурбон? – спрашивает Ленка, покончив с изучением бутылочных этикеток.
– Джин хвоей отдает, – поясняет Леха, – а у бурбона вообще ни вкуса, ни запаха. Это водка кукурузная. Крепкая. Так продерет, что мало не покажется.
– Продерет, значит, – повторяет Ленка, делая вид, что на ее губы просится двусмысленная улыбочка.
Лехе это нравится. Выплюнув изжеванную сигарету, он заменяет ее новой, фильтр которой оказывается совершенно излохмаченным уже на первой минуте. Но если внезапно броситься на него, то он все равно успеет выстрелить. Не выпуская дымящуюся сигарету из зубов.
Помещение, где они разместились, длинное. Оно окружено четырьмя голыми стенами, из которых торчат пучки проводов, а сверху накрыто бетонными плитами. Окон нет, двери тоже. Может быть, здесь планировалась щитовая или склад. Если однажды здание цеха будет выкуплено каким-нибудь предпринимателем, то возвратившихся строителей ждет большой сюрприз. Два обглоданных трупа, взрослый и детский, это не шуточки. Весь дневной график работ пойдет псу под хвост – сначала милицейские протоколы, потом коллективная пьянка. Станут хлестать не джин и не бурбон, а обычную дешевую водку. И никто не выпьет за упокой души Ленки и Анечки, потому что опознать их вряд ли когда-нибудь удастся.
Она отважно запрокидывает бутылку и, имитируя несколько жадных глотков подряд, косится на Леху. Хлебнула Ленка огненную жидкость только один раз, но и этого оказалось достаточно, чтобы ее глаза увлажнились. Отлично. Мужчины охотно клюют на такие – маслянистые.
– Дай сигарету, – просит она.
– Подбрось в огонь дровишек и перебирайся поближе, – предлагает Леха в ответ.
– Сидеть задницей на голом полу? Нет уж, спасибо.
– А ты ящик распотроши и застели картонкой ведро, вон оно, в углу валяется.
– Точно!
Ленка изображает радость, а на самом деле вспоминает унизительные процедуры, которые ей и дочери приходилось проделывать в подвале, когда им хотелось в туалет. Там тоже имелось ведро… Зато не было ворон… А чем, спрашивается, крысы лучше?..
Кажется, от спиртного ее слегка повело, но это даже хорошо. Раскрепощеннее будет. Смелее. Ведь не так-то просто заставить себя скинуть штаны прохладной осенней ночью и броситься в объятия человека, который намеревается убить тебя из пистолета.
– Расскажи что-нибудь, – просит Ленка, расположившись в паре шагов от Лехи.
Он усмехается и разворачивается таким образом, что путь к пистолету преграждают его согнутые в коленях ноги. Плевать. Никто и не пытается завладеть оружием. У Ленки совсем другие планы. Для их осуществления нужно лишь подождать, пока представится повод снять джинсы.
