– Зато я по ней не тоскую. К тому же, помнится, ты обещал что-нибудь придумать.
– Помнится, – передразнил меня Паша, – ты тоже кое-что должен был сделать. Неужто достал Арарата?
– Какого такого Арарата? – я вздернул брови в притворном удивлении. – Нет никакого Арарата. И двух ратников его тоже нет. Отгуляли свое.
Он недоверчиво уставился на меня, силясь понять – не блефую ли?
– А ты трубочкой своей сотовой воспользуйся, позвони дежурному по областному управлению, – предложил я. – Пусть ознакомит тебя с последними новостями. Заправка «Космос» в Новотроицке. Бывшая, – уточнил я. – Там все сегодня утром и произошло.
Паша не стал скромничать, набрал телефонный номер и задал несколько коротких вопросов. А когда получил исчерпывающие ответы, нажал кнопку отбоя и посмотрел на меня с новым выражением, в котором смешались и укор, и одобрение.
– Лихо, – признался он. – Не ожидал. В профессиональные киллеры податься не думаешь?
– Нет, Паша, такого желания. Хочу нормально жить, нормально работать. Хоть бы и заправщиком на бензоколонке – обучился. Так что на тебя вся надежда. Твой милицейский совет нужен.
– Совет простой: явись с повинной в ближайшее отделение.
Он широко улыбнулся, а потом и вовсе захохотал, стараясь не трястись, чтобы не потревожить иглу, торчащую в руке. Лично я никакого веселья не испытывал. Встав на ноги и сунув руки в карманы куртки, я посмотрел Паше в глаза и напомнил:
– Ты обещал!
– Я обещал подумать, а не помочь. А это большаа-ая разница, Игорек. Улавливаешь?
Он все еще ухмылялся, но глаза не были затронуты улыбкой, оставались круглыми и внимательными. Да, подумал я, время здорово меняет людей. Особенно, если их служба и опасна, и трудна.
– И что теперь со мной будет? – мрачно поинтересовался я.
– Теперь? Теперь твои дела совсем плохи. Был ты, Игорек, подозреваемым, а стал форменным мокрушником, – произнес Паша чуть ли не нараспев. – И все твои отмазки – как мертвому припарки. Кто теперь тебя слушать станет? Вернее, слушать-то тебя не откажутся, но петь ты будешь только то, что тебе скажут. Всех мертвяков на себя возьмешь, героин своей собственностью признаешь, а надо будет, так и в терактах покаешься. И заимеешь такой крутой имидж, что в камере не придется под шконкой ютиться. Чувствуешь выгоду своего положения?
К концу этой тирады Паша уже откровенно издевался, а я, как ни странно, помаленьку приходил в себя, успокаивался. Спокойствие это вполне можно было назвать ледяным, потому что в груди моей сделалось вдруг очень холодно и очень пусто. Точно я один на целом свете остался. Вместе с неразлучным «зауэром».
Паша Воропайло прочитал что-то нехорошее в моем взгляде, потому что скалить зубы перестал, поднапрягся. И желчно сказал, буравя меня сузившимися зрачками:
– За пистолет хватаешься небось? Ты как пацан с пугачом, честное слово. Ну, пристрелишь меня, и что дальше? Пулю себе в лоб пустишь? Для того, кто мента положил, это самый лучший выход, уж ты мне поверь, Игорек.
Смерив его холодным взглядом, я начал поворачиваться, чтобы уйти. А не выстрелил я не потому, что Пашина угроза меня испугала. Надоело мне мертвыми любоваться, так что новые трупы громоздить совсем не хотелось. Никакого морального удовлетворения это не приносило, совсем наоборот.
– Стой! – настиг меня командирский возглас Паши. – Вернись и слушай! Я с тобой по старой дружбе откровенно поговорю.
Снесся наконец! Развернувшись к нему, я процедил:
– Ну?
– Дело, конечно, громкое, – произнес Паша, изображая всем своим видом задумчивость, – на всю область прогремело, особенно после этого взрыва… Но! – Он многозначительно воздел указательный палец руки, не обремененной жалом медицинской иглы, и продолжил после интригующей паузы: – Есть лица, которые не заинтересованы в том, чтобы делом этим занялась непосредственно прокуратура. Другими словами, хотят свести все к разрозненным уголовным эпизодам, никак не связанным друг с другом. Понимаешь?
– Нет, – честно признался я. – Ни черта не понимаю.
Паша вздохнул, словно его вынуждали объяснять прописные истины неразумному младенцу:
– Героин помнишь? Двадцать кэ гэ… Короче, – он помялся немного и вдруг решился выложить все карты: – У меня и у тех, кто надо мной, есть интерес к этому дерьму. Мы бы нашли, как его оприходовать и как им распорядиться. Было двадцать килограммов, станет двести грамм, кому какое дело… Но…
Он умолк и стал отстраненно смотреть в окно, за которым не было ничего, кроме свинцового неба, грозившего новым снегопадом.
– Продолжай, – потребовал я. – В чем загвоздка?
– А в том, что у такого специфического товара обязательно есть истинный владелец. И если у него есть тяги – а у такой публики тяги всегда имеются, – то он постарается вернуть потерю. Конечно, если ему будет точно известно, куда подевался груз.
– Разве это такой уж большой секрет?
– Представь себе, что да. Арарат уже ничего никому не расскажет. Он мог перед смертью отловить тебя и стребовать свое? Мог, – ответил Паша на свой вопрос. – И вообще, кто теперь в курсе всей этой истории с холодильным шкафом? – на этот вопрос он тоже имел ответ: – Ты сам и твой московский шеф, который тебя подставил. Чернюхов.
– Черняков, – машинально поправил я.
– Какая, хрен, разница! Этот столичный хмырь знает, куда и кому ушел товар. Ты знаешь его дальнейшую судьбу. Арарат уже ничего не знает. Такая вот короткая цепочка из трех звеньев. Если, допустим, не станет Чернякова и ты исчезнешь тоже, то истинный маршрут героина уже невозможно будет отследить. По оборванной цепочке владельцы никуда не выйдут, ежу понятно. Они там, в Москве, сидят высоко да далеко. А в деле всегда странички заменить можно… Ну, это уже наша кухня, тебе она ни к чему.
Я действительно слушал окончание Пашиной тирады вполслуха, потому что одна оброненная им фраза занозой впилась в мой мозг.
– Что значит: я исчезну тоже? – вот вопрос, который занимал меня больше всего.
– Исчезнешь в буквальном смысле, – коротко хохотнул Паша. – Пропадешь без вести. Но живой. Я поручусь за тебя кому надо. Был Игорь Бодров, станет какой-нибудь Виссарион Лиходеев! Ха-ха-ха!
Я Пашиного веселья не разделял, потому что догадывался: главное еще не сказано. И я не ошибся. Отсмеявшись, он придал физиономии неожиданную жесткость и сказал:
– Теперь твоя главная проблема, твой гвоздь в заднице – Черняков. Если он в ближайшее время подохнет, все трупы можно будет списать на его междоусобицу с Араратом. Бандитские разборки, бандитский героин. Никто землю рыть не станет, дело спустят на тормозах.
Я уже понял, к чему ведет Паша. Он хотел избавиться от лишнего свидетеля моими руками, намеревался сохранить за мной роль главного разгребателя дерьма. Но мой бывший московский шеф мог оказаться слишком крепким орешком, не по моим неопытным зубам. Кроме того, меня дожидались две женщины, которым я обещал разобраться с Мишиной бригадой. Каким образом я мог справиться с двумя такими сложными задачами с помощью одного-единственного «зауэра», обойма которого значительно опустела сегодня утром? Никакая высшая математика не могла помочь мне решить это уравнение со многими неизвестными.
