На войне, как на войне – одни погибают, другие выживают, чтобы умереть в следующий раз. Сегодня повезло мне, а Рубену – нет. Не дав его крови на своих руках окончательно засохнуть, я тщательно отмыл ладони и пальцы минеральной водой из двухлитровой бутылки.
Все это время Верка ничком лежала на матраце, не поднимая головы. Это не было похоже ни на сон, ни на беспамятство. Больше всего она напоминала жестоко поломанную куклу, исправить которую было не в моих силах.
Умостившись на подоконнике, я закурил, пытаясь разобраться в своих чувствах и мыслях. С чувствами было проще всего – они попросту отсутствовали, отмерли, поэтому и копаться в них я не стал. Но я догадывался, что это – как с обмороженными конечностями. На время они как бы исчезают, зато потом дают о себе знать в полной мере. И пока этот болезненный момент не наступил, нужно было привести в порядок мысли.
Вспомнился проклятый золотистый шкаф «Текна», всученный мне господином Черняковым, вспомнился трижды проклятый героин, не попавший по назначению. Дальнейшие хождения по мукам даже вспоминать не хотелось, настолько далеко они меня завели. Единственным просветом в этом кромешном мраке было содействие Паши Воропайло, обещанное мне за голову Геворкяна, главного виновника моих бед. Но просвет этот был скудненьким, почти эфемерным. Особенно теперь, когда рыжий Рубен замолчал навеки и разговорить его вновь не было никакой возможности.
На память о нем осталось лишь размазанное по всему полу темное пятно в форме почти правильного овала. Вот будет сюрприз хозяевам дома! Даже когда полуразложившийся труп вывезут из дома, пятно останется, напоминая о том, что налаженная, размеренная жизнь любого смертного может внезапно завершиться точно такой же кровавой блямбой. Нет, хозяева, если они только не завзятые буддисты, не станут медитировать у пятна, предаваясь размышлениям о бренности всего мирского. Они закрасят его толстым слоем краски, а сверху настелят ковер, по которому станут ходить. Как будто ничего не было.
Ковер. Почему я зациклился на каком-то дурацком ковре, вместо того, чтобы спешно придумывать план действий? Он стоял перед моим мысленным взором – темно-бордовый, с золотистыми узорами. Вполне конкретный ковер, который я где-то видел совсем недавно.
В гараже соседнего особняка, вот где, вспомнил я с облегчением. От стенки до стенки. А на ковре – серебристый «Мерседес», наверняка обожаемый и холимый владельцем, как породистый жеребец. Его чистят, моют, полируют. Его поят отборным бензином, цена и вкусовые качества которого ненамного отличаются от горячительного пойла, за которое иные безлошадные граждане готовы душу продать. «Мерседес» снабжают бензином – хоть залейся. И он жрет его в три глотки, отлично зная, что с добавкой задержки не будет.
Я спрыгнул с подоконника и принялся быстро расхаживать по комнате, спеша поймать смутную догадку за хвост. Итак, имелся «Мерседес», он требовал все новые и новые дозы бензина. Значит, где-то имелась и заправка.
Эту заветную заправку следовало искать на выезде из царства-государства кирпичных теремов, там, где имеется выход на главную магистраль. Заправка должна быть фирменной, комфортной, такой, где машины обслуживают предупредительные мальчики. «Мерседес» Геворкяна никак не проедет мимо. Либо утром, отправляясь по своим людоедским делам, либо вечером, возвращаясь домой, но Геворкян непременно велит водителю завернуть на заправку, чтобы вновь наполнить бак жидким топливом.
Если я отыщу нужную заправку и дождусь там «Мерседес», то почти наверняка обнаружу в его салоне своего врага, не защищенного крепостными стенами и зубастыми пастями сторожевых псов. Я не был столь наивным, чтобы надеяться на то, что Геворкян раскатывает по округе в беспечном одиночестве, но свита его в последнее время поредела и в ней вряд ли присутствовали герои, готовые закрывать босса собственными телами. В любом случае бензозаправка была самым удобным местом для сведения счетов.
Взвесив все варианты, я остановился на одном из них, удовлетворенно хмыкнул и только тогда вспомнил о своей верной боевой подруге, так вовремя вмешавшейся в мой поединок с Рубеном.
По-моему, за последние полчаса она ни на йоту не изменила своей трагической позы, разве что начала мелко подрагивать, как озябший щенок.
– Холодно? – ласково спросил я. – Укрыть тебя курткой?
– Мне не холодно, – глухо отозвалась Верка, не поднимая лица. – Мне страшно.
Я присел рядом, принялся гладить ее по волосам, похлопывать по спине. А еще я что-то приговаривал при этом монотонным, убаюкивающим голосом, как делал это, когда заговаривал маленькие детские беды своей дочурки. Каждый хороший отец умеет быть добрым волшебником, и когда-то у меня это неплохо получалось.
Теперь, выходит, я сеял вокруг зло. Утешал девушку, которую втянул в эту историю, а этажом ниже лежал убитый ею человек, превращая все мои увещевания в жалкий лепет. Порой мне чудилось, что он возится там, внизу, пытается встать и присоединиться к нам. Верке тоже что-то померещилось, потому что она внезапно приподняла голову и стала прислушиваться.
– Что это было? Ты слышал стон?
– Ветер, – ответил я спокойно, хотя сам невольно вздрогнул.
– Этот парень, которого я… – пропустив слово «убила», Верка с трудом закончила фразу: – Его как звали?
– Не знаю, – соврал я. – Обычный бандюга. Зачем тебе его имя?
– Не нужно было его… – она опять запнулась.
– А что было нужно? Ждать, пока он сам перестреляет нас к чертовой матери?
– Скажи честно: что ты сделал бы с ним после допроса?
Скорее всего Рубен, связанный по рукам и ногам, остался бы дожидаться своей дальнейшей участи, живой и относительно здоровый. Но Верка не это хотела услышать, поэтому я уперся взглядом в дальнюю стену и соврал:
– Он все равно должен был умереть. Так что не кори себя за случившееся… Никто ни в чем не виноват. Ты могла поступить только так, как поступила. Пьеса с заранее распределенными ролями. Они там, наверху, наверное, обхохатываются.
– Внизу, – тихо поправила меня Верка.
– Что?
– Внизу. Там, где котлы с кипящей смолой.
Я перевел на нее взгляд и увидел ее глаза, глядящие на меня сквозь спутанные волосы. Глаза лихорадочно блестели, как у моей маленькой Светланки, когда я рассказывал ей страшные сказки на ночь. Смесь испуга с еще более сильным любопытством.
Невесело усмехнувшись, я произнес:
– Знаешь, никаких адских котлов не нужно, если уже на этом свете есть газовые камеры и ванны с серной кислотой. Люди, они такие, что чертям ловить нечего.
– А ангелы?
– Ангелы, я думаю, нашим миром брезгуют. Сплошная клоака, один грандиозный сортир, в котором и нужду справляют, и жрут, и трахаются. А между делом друг за другом подсматривают, на стенках глупости малюют или по карманам шарят… Откуда здесь ангелы, Верунчик?
Не отводя от меня глаз, она вдруг попросила шепотом:
