– Спасибо, сынок, спасибо, милый, – зачастила она, поспешно вскакивая на ноги и поправляя сбившуюся назад косынку.
– Я тебе не сынок, овца красноглазая.
– Миша! – укоризненно крикнула Алиса.
– Что «Миша»? Эта гадина собиралась проткнуть тебя насквозь, а я должен с ней миндальничать?
– Нужно уметь проявлять милосердие.
– И великодушие, – добавил Хват, поморщившись, как при упоминании чего-то неприятного.
– И великодушие, – подтвердила Алиса. – Посмотри на эту пожилую женщину. Ты с ней собираешься воевать? Лучше бы пожалел ее.
– Спасибо, деточка, – прошелестела черная вдова, пятясь. – Меня жалеть не надо, меня Аллах уже пожалел. Лишил меня ума, скоро лишит памяти. Больше не вернусь сюда. Тут никого нет, все кончилось.
Сгорбившись, она устремилась прочь, готовясь вот-вот раствориться за пеленой дождя.
– Куда же вы? – окликнула ее Алиса. – Переждите хотя бы грозу.
– Это не гроза, – прокричала чеченка. – Ты еще не знаешь, что такое гроза в наших горах.
С этими словами она исчезла, а Хват еще долго стоял на пороге кошары, вслушиваясь в шум дождя. Почему-то ему казалось, что прощальная тирада чеченки должна завершиться раскатами ведьмовского хохота, но лишь водяные струи шуршали вокруг, монотонно, как в начале Всемирного потопа.
* * *
Хват велел себе проснуться в два часа ночи и открыл глаза как раз вовремя, что его абсолютно не удивило. Привычка – вторая натура.
Он осторожно повернул голову. Алиса спала, прижавшись спиной к его боку, будить ее ужасно не хотелось, но он все же потрепал ее по плечу:
– Подъем, эй… Просыпайся.
– С ума сошел? – заныла она, пытаясь свернуться на сене калачиком.
– Не спать. – И до сих пор в голосе Хвата было трудно распознать хотя бы одну нежную нотку, а теперь его тон сделался и вовсе безжалостным. – Не спать, тебе сказано.
– В чем дело? – спросила Алиса, беспрестанно хлопая ресницами. – Неужели приступ непреодолимой страсти? – Она энергично потянулась, сделавшись похожей на кошку, опрокинувшуюся на спину.
Хват поспешно отвел взгляд и сказал:
– Мы уходим.
– Куда? – изумилась Алиса.
– Неважно. Просто уходим.
– Вот прямо сейчас?
– Прямо сейчас, – кивнул Хват.
– Ночью?
– Если тебе не хочется уходить ночью, то можешь назвать этот час предрассветным. Так будет поэтично.
– Но там мокро! – сопротивлялась сонная Алиса. – Мы промокнем и простудимся.
Хват взял ее за плечи, развернул к себе лицом и сказал, отчетливо выговаривая каждое слово:
– Черная вдова, которая бросалась на нас с вилами, уже наверняка направила сюда каких-нибудь своих недобитых родственников. Это даже хорошо, но оставаться здесь нельзя. Насморк пройдет. Смерть – никогда.
– Ты сказал: «это даже хорошо»? – недоверчиво спросила Алиса.
– Именно так.
– Тебе не терпится уничтожить еще десяток-другой чеченцев?
– Этим займутся другие, – сказал Хват.
– Кто?
– Скоро все узнаешь. А теперь собирайся.
– Бедному жениться – только подпоясаться, – пожала плечами Алиса, поднимаясь на ноги.
Дождь давно закончился, тучи уплыли в неведомые края, лунное сияние проникало в кошару сквозь каждую дыру, освещая ее молочным призрачным светом. Выбравшись наружу первым и дождавшись Алису, Хват вручил ей трофейный «АКМ», сопроводив жест словами:
– Стрелять я тебя учил, так что будь добра носить оружие сама.
– У тебя автомат лучше, – завистливо сказала Алиса, пристраивая «АКМ» на плечо.
– «Калаш» как «калаш». – Хват хмыкнул.
– У него рожок больше, чем у моего.
– Соображаешь.
– Тут ума большого не надо.
– Ум нужен везде, – возразил Хват. – Смекалка тоже. Вот, гляди, это магазин от ручного пулемета Калашникова. Емкостью на пятнадцать патронов больше, чем автоматный, в него помещается 45 штук. – Излагая шепотом эти премудрости, Хват медленно двигался вокруг кошары, вглядываясь в темноту. – Жаль только, что калибр у патронов 5,45, а не 7,62, как раньше, – продолжал он. – Это наши конструкторы во время войны в Афгане намудрили, на американскую винтовку «М-16» ориентируясь. Но у «пятерочки» рикошет больше и пуля из стороны в сторону телепается. Траектория, как бык поссал… Гм.
Смутившийся Хват осекся.
– Очень познавательно, – степенно кивнула Алиса. – Спасибо за науку, Михаил. Особенно мне понравилось сравнение с быком. Так и вижу его, идущего по дороге, огромного, важного, пока…
– Тс-с! – Предостерегающее шипение было дополнено красноречивым прикладыванием пальца к губам. – Не время и не место болтать о всяких пустяках.
– Молчу-молчу. Но все же бык…
– Еще одно слово, и я поведу тебя через самые густые заросли, которые нам попадутся по дороге, – предупредил Хват. – Это будет что-то вроде отрезвляющего душа. А потом мы устроим марш-бросок километров эдак на десять. И завтракать будем в ужин, причем не сегодня, а завтра.
– Я больше не буду представлять себе быка, – сказала Алиса голоском маленькой послушной девочки. – Я лучше буду представлять тебя, Миша. Ты идешь по дороге. Ничего не телепается, все чинно, благородно…
Вместо того чтобы рассердиться, Хват смешливо фыркнул. Не часто ему встречались девушки, с которыми он чувствовал себя так легко и свободно, и Алиса была одной из них. Нет, не просто одной из них. Самой лучшей.
Переход через залитую лунным светом равнину производился короткими перебежками. Припадая к влажным валунам, Хват косился на во всем подражающую ему Алису и думал, что они могли бы быть отличной парой. А совершая очередной рывок, он не на секунду не забывал о том, что она рядом, и невольно подлаживался к ее манере бега. Довольно странное занятие для спецназовца, находящегося на вражеской территории.
– Здесь остаемся, – сказал Хват, когда они достигли скалистой гряды и, пройдя около полукилометра на север, наткнулись на удобную во всех отношениях расселину. – Там должно быть сухо. – Он указал на каменистый козырек, напоминающий обломок гигантской пемзы. – Ложись спать.
– Светает, – тихо сказала Алиса, оставшись рядом. – Сто лет не видела утреннюю зарю. Жалко пропускать.
Хват хотел напомнить ей о необходимости полноценного отдыха, но вместо этого смущенно кашлянул и признался:
– Мне тоже.
– Сейчас тут тишь, да гладь, да божья благодать, – задумчиво промолвила Алиса, подпирая кулаком подбородок. – А скоро будет война. Стрельба, взрывы, черный-черный дым в небе…
