– Уби-и-ила, – протяжно пожаловался Эльке пузан, и голос его вполне можно было принять за бабский.
Он поднес руку к слипшимся волосам, пошарил там и, морщась от боли, извлек стеклянный осколок, такой же окровавленный, как и вся голова. Тупо посмотрев на осколок, пузан вдруг рухнул лицом вниз, едва не опрокинув стол со снедью и посудой.
– Вот так, – растерянно прокомментировала Анжела, помолчала немного и присовокупила: – Называется – погуляли.
Поверженный ею половой гигант согласно всхлипнул.
– Надо добавить, – деловито сказала Элька. – Сейчас очнется, голосить начнет, всю гостиницу на уши поставит.
Анжела машинально посмотрела на остатки графина в своей руке и поспешно разжала пальцы, точно дохлую мышь там обнаружила:
– Я… я не могу…
– Чего я не переношу – так это когда целок из себя начинают строить! – В подтверждение сказанному Элька с чувством выругалась и принялась натягивать на босые ноги высокие ботинки, не утруждая себя их шнуровкой.
– Ты что, бросаешь меня? – испугалась Анжела. Она все еще не могла сдвинуться с места и мелко дрожала, как партизанка, которую вывели голышом на мороз.
– Ага, убегаю, – язвительно произнесла Элька. – Именно в таком виде. Чтобы лишнего внимания к себе не привлекать. Обычная нудистка из средней полосы России. Морозоустойчивая, водонепроницаемая, противоударная.
– Тогда зачем обуваешься?
– Осколки под ногами, подружка. Гляди, сама не наступи.
Хрустя стеклами, Элька приблизилась к незадачливому клиенту. Он по-прежнему всхлипывал и постанывал, но на большее его пока не хватало. Под его поникшей головой собралась целая лужа крови, которую не могла впитать расстеленная газета. В луже медленно раскисали куски белого батона и высились колбасные островки. Красные капли беззвучно падали со стола на вытоптанный коврик у кровати.
Еще не веря, что это делает она, а не кто-то посторонний, не имеющий к ней никакого отношения, Элька обмотала влажным полотенцем водочную бутылку и занесла ее над головой бесчувственного пузана.
– Сдохнет ведь, – плаксиво предупредила Анжела, отступая подальше.
– Туда ему и дорога, – мрачно сказала Элька. – Хоть бы все передохли, долбари поганые.
– А милиция?
– Если дело до ментовки дойдет, то нам все равно кранты, подружка. Навесят разбойное нападение. Групповуха, между прочим. Мало не покажется.
– Но…
– А! – отчаянно воскликнула Элька. – Заходи – не бойся, выходи – не плачь!
Еще не отзвучал до конца этот бесшабашный лозунг, как импровизированное оружие обрушилось на череп ценителя свиней и женщин. Тумп! Он дернулся, как от электрического шока, и застыл в уже полной немоте и неподвижности.
– Убила? – пролепетала Анжела, в ужасе закрывая половину лица сжатыми в кулачки руками. Ее глаза над побелевшими костяшками пальцев расширились, и она тоненько пискнула: – Ой, мамочки!
– Заткнись, – сердито сказала Элька. – Дышит он. Пыхтит, как бронепоезд на запасном пути. Чего ему сделается? Не голова, а сплошная кость. Единственная извилина на заднице.
– Что теперь делать? Что делать?
– Папаня у тебя, случаем, не Чернышевский? – осведомилась Элька.
– Нет, – призналась Анжела с несколько удрученным видом. – А кто такой Чернышевский? Знакомая фамилия…
– Демократ один богатенький, типа Собчака. Тоже не знал, что ему делать, страдал без конца, маялся.
– Ты, можно подумать, знаешь!
– Я-то знаю, – заверила подругу Элька. – Собираться надо и сматываться… Газету, по которой хряк нашу контору вызвонил, – в унитаз… Номер телефона он вряд ли запомнил, там их до хрена и больше. Если, когда очухается, вдруг начнет права качать, то кто ему поверит, пьянющему? А денег, чтобы ментов подмазать, мы ему не оставим… – Элька брезгливо извлекла из кармана мужских шаровар бумажник, ознакомилась с содержимым и подытожила: – Двадцать тысяч рубчиков с копейками. Делим пополам. Все. Одевайся, подружка. А то отсвечиваешь своей кукушечкой, как стриптизерша какая-то.
– А ты? – обиделась Анжела.
– Я уже нет, – усмехнулась Элька, натягивая трусики.
Собирались они суетливо, но довольно четко и осмысленно. Наспех протерли салфетками стаканы, нож, отбитое горлышко графина. Кое-как личики расцветили, чтобы не пугать встречных смертельной бледностью. А потом Элька набрала номер диспетчерши, откликнувшейся таким сладким голоском, что никто не заподозрил бы в ней одноглазую уродину с гнилыми зубами.
– Заявочку в гостинице «Дружба» отработали, – бодро отрапортовала Элька. – Клиент отдыхает.
– Больше ничего не желает? – игриво прожурчало в телефонной трубке.
– Нет, – чистосердечно ответила Элька. – Теперь ему не до девочек.
– Задали мужчинке жару?… Ху-ху-ху… Еще бы, две такие темпераментные барышни…
– Ага, – согласилась Элька. – Он нас не скоро забудет.
– Есть желание поработать еще?
– Прямо изнываю от такого желания. Заранее таю.
– Да? – изумилась диспетчерша, лишенная не только глаза, но и чувства юмора. – Тогда диктую следующий адрес…
Это было настоящее везение, просто невероятная удача. Очередной заказчик жаждал любви и ласки прямо сейчас и до шести часов утра, наверное, чтобы потом успеть выспаться в одиночестве. Элька тут же вызвалась в бой, не собираясь уступать очередь Анжеле. Теперь ей было где провести ночь, вместо того, чтобы шляться по вокзалу, привлекая к себе ненужное внимание. Да и гонорар, которым Элька уже ни с кем не собиралась делиться, был совсем нелишним.
– Готова? – спросила она у Анжелы.
– Как пионерка.
– Тогда вперед. Глаза от людей не прячь, сама от них не шарахайся. Внушай себе, что все хорошо, все нормально.
– Нормально? – усомнилась Анжела.
– Конечно. При голове на плечах? При матке целой? При бабках? Какого хрена еще от жизни надо!
Подталкивая напарницу к двери, Элька нисколько не сомневалась в том, что перечислила все главные запросы стандартной проститутки. Но, как бы она ни врала себе и другим, этого было мало, ничтожно мало.
Если бы не Антошка, терпеливо дожидающийся Эльку во мраке, сгустившемся вокруг него, она вряд ли сумела бы заставить себя прожить хотя бы еще один день этой паскудной блядской жизни.
Глава 3
Бьют – беги, а стреляют – тем более
Занималось утро того самого дня, когда коммерсант Костя Филиппок еще в глаза не видел чемоданчика, начиненного долларами, и понятия не имел, какой одуряющий запах может издавать такая куча денег. Он еще напевал и перешучивался со своим зеркальным отражением, намыленным для самого тщательного в его жизни бритья.
