– К дороге бегут! – неприятно удивился Петр, наблюдая, как все седоки «девяток» разом сыпанули от джипа с таким решительным видом, будто собирались броситься под колеса приближающейся «Тойоты».
Это был бы не самый плохой вариант, как сообразил Петр, когда, обернувшись назад, увидел, что оба экипажа поспешно занимают места в машинах.
– Если эти озабоченные ублюдки нас догонят, с денежками можно попрощаться, – констатировал Рома, утапливая педаль газа.
«Тойота» послушно поднажала, но вишневые «девятки» и не подумали уменьшаться в размерах. Одна за другой, они припустили следом по пустынной трассе, и их мрачно тонированные стекла не предвещали беглецам ничего хорошего.
– Опять бандиты? – искренне огорчился Петр. – Сколько можно!
– Эти похуже бандитов будут, – успокоил его Рома. – То ли банковская охрана, то ли менты. Может быть, даже контора… В общем, еще те волчары… С костюмированного бала…
У Петра тоскливо заурчало в желудке, но уже не только голод был тому причиной. Пока «Тойота» неслась по пустынной трассе, еще можно было надеяться держать увязавшийся «хвост» там, где ему и надлежит быть – позади. Но на въезде в город у беглецов должны были начаться проблемы в виде гаишных постов и все более интенсивного движения.
Петр тревожно поглядывал то в окно, за которым неотвязно маячили две вишневые торпеды, то на заветный чемоданчик, покачивающийся на заднем сиденье. Даже обмотанный скотчем по причине поврежденных замков, он не желал выглядеть затрапезно. Много людей из-за него полегло, но, выходит, список жертв обещал вскоре пополниться еще двумя. Помирать молодым миллионером Петру никак не хотелось. Напротив, желание было, как в сказке, жить-поживать да добра наживать. Разумеется, в первую очередь с Элькой. Ну, а потом и с другими хорошими людьми. Романа к их числу Петр не причислял.
Догадываясь, что свою мечту вот-вот придется отстаивать с оружием в руках, он бросил взгляд на трофейный пистолет с навинченным глушителем, мысленно примерил его к преследователям и понял, что даже если откроет пальбу сквозь заднее окно, как это происходит в боевиках, то только стекло вдребезги расколошматит, не более того. Эффект получится, конечно, знатный, но толку от него будет с гулькин нос.
– Уйдем? – тревожно поинтересовался он, вертя головой, как птица, обдумывающая, в какую сторону ей сподручнее выпорхнуть из запертой клетки.
– Все мы когда-нибудь уйдем, Петруха. Одни раньше, другие позже…
– Брось эти свои философии! Без них тошно!
Роман издал короткий смешок, потому что на такой скорости позволить себе более бурное веселье мог бы разве что самоубийца. Но даже эта маленькая вольность заставила «Тойоту» опасно вильнуть на дороге, после чего Петр решил отложить всякие разговоры на потом. Однако сосед, похоже, придерживался иной точки зрения.
– Видишь фуру впереди? – спросил он внезапно.
– Вижу, – сказал Петр, концентрируясь все же больше на вишневых «девятках», рассекающих осенний воздух за кормой «Тойоты».
– Кажется, это та самая «Вольво», в которой меня водочкой баловали на рассвете.
– Ну и что?
– А то, что шоферюга в фуре с большого бодуна, – сообщил Роман с непонятным удовлетворением в голосе. – Реакция у него, как у чучела музейного. Воскового болвана вместо него посадить – и то больше толку будет.
– Нам от этого легче? – мрачно спросил Петр. Видя, что преследователи неумолимо настигают «Тойоту», он напряженно размышлял, хватит ли пуль в обойме на всех преследователей, а всякие похмельные дальнобойщики интересовали его меньше всего.
– Может быть, может быть, – загадочно молвил Роман, плавно перемещая руль влево, чтобы пристроиться рядышком с бойко бегущим фургоном.
При этом он зачем-то стал сбрасывать газ, сокращая дистанцию между «Тойотой» и вишневыми «девятками».
– Ты это… – всполошился Петр. – Ты не тормози, ты наоборот!..
– Самолет заходит на посадку, – торжественно-заунывным тоном объявил Роман. – Пассажирам пристегнуть ремни.
– Э! – на большее Петра не хватило.
Дальше все происходило быстро, слишком быстро, чтобы его мысли могли поспеть за событиями.
«Тойота» сравнялась капотом с передним бампером шведского тяжеловоза и некоторое время сохраняла такую дистанцию, дожидаясь, пока преследующие машины примостятся в кильватере. До идущей впереди «девятки» оставалось не более тридцати метров, когда Роман резко прибавил газу, обходя фуру, идущую со скоростью 80 километров в час. Совершив несложный маневр, он, непрерывно сигналя, бросил руль вправо, преграждая многотонному грузовику путь.
Петру показалось, что сию секунду квадратное рыло «Вольво» сомнет их нахальную легковушку, но дальнобойщик резко взял влево, инстинктивно стремясь обогнуть неожиданное препятствие. В тот же миг Роман утопил педаль газа, отрываясь от скособочившейся махины. Шины «Тойоты» злорадно заверещали, уносясь от места аварийной ситуации.
В заднее окно было видно, как постепенно удаляющуюся фуру заносит набок и одновременно наискось. Серебристый фургон напрочь перекрыл трехрядную полосу, отгородив беглецов от преследующих «девяток». Потом многотонная масса «Вольво» обрушилась на асфальт с таким грохотом, что у Петра все оборвалось внутри.
Он слышал непрекращающийся скрежет, видел снопы искр, высекаемые из асфальта серебристым фургоном, и ему все время казалось, что опрокинувшаяся махина вот-вот настигнет их, потому что несло ее следом с невероятной скоростью, развернув поперек дороги. Зато вишневые «девятки» исчезли из виду. Судя по дополнительным бухающим ударам, с разгона пробовали на прочность скандинавскую сталь. И когда Роман издал торжествующий гортанный клич, Петр окончательно понял, что они оторвались от погони.
– Ну ты дал!.. Не хуже каскадера, блин!
– Лучше! – заорал Роман так громко, словно до Петра ему было не рукой подать, а раз в тысячу дальше. – Ты видал, как я сделал их всех? Видал?
– Не хило… – возражений у Петра не нашлось.
Однако никакой праздничной приподнятости Петр не ощущал. Ни малейшего подъема. Его все более смущал странный попутчик и его непредсказуемое поведение.
Он становился все более опасным, Роман. Порой казался просто свихнувшимся напрочь. Сбрендившим киборгом из боевика. Своей смерти не боялся, а других убивал с таким видом, словно это доставляло ему удовольствие. Вот что больше всего отталкивало Петра от этого парня и одновременно притягивало к нему. Пословица про то, что чужая душа – потемки, была сложена про Романа. Он словно состоял из непроницаемого мрака, в который хочется проникнуть хотя бы одним глазком.
Роман проявлял чудеса то героизма, то жестокости. Невозможно было понять, что он за человек такой. Совсем недавно Петр клял его последними словами и ловил себя на желании остановить машину, выволочь Романа за шкирку и закончить таким радикальным способом всякое с ним знакомство. Еще раньше он был готов просто убить этого парня за измывательство над беззащитным собачником. Теперь посматривал на Романа с надеждой, веря, что такой лихой товарищ пригодится в схватке на овощной базе. Вдвоем было как-то спокойнее.
