– Я?
– Ну не я же, – сказал Роман с выражением мученического долготерпения на лице. – Конечно, ты. Рассказывай. Только не надо заливать здесь про красоты родной природы. Про то, как ты березками и птичками любовался, заливать не надо.
– Я собаку прогуливал, – глухо донеслось сквозь ладони, прикрывающие лицо. – Тут вы появились. Разборки начались. Испугался я, потому и побежал.
– Это ты правильно сделал, что испугался, – одобрительно сказал Роман. – Но все уже позади. Можешь открыть личико, Гюльчатай.
Как только в поле его зрения возникла ненавистная голова с изрядно подрастрепавшимися усами и шевелюрой, он с размаху футбольнул ее, крякнув от усердия, и заорал, до предела напрягая голосовые связки:
– Где чемоданчик, тварь? Чемоданчик где, морда твоя псевдозапорожская? Куда ты его заныкал?
– Ничего не знаю! – завопил мужчина почти одновременно с Романом, словно вздумал затеять соревнование – кто кого перекричит.
– Может, он правду говорит?
Роману пришлось несколько долгих секунд смотреть на вмешавшегося в разговор синеглазого напарника, чтобы вспомнить, как его зовут и что он тут делает. Потом он отвел нервно вскинувшийся ствол пистолета от опознанного лица и, внезапно успокоившись, сказал:
– А, Петруха!.. Просто так правду никто не говорит, Петруха. Истину сперва выстрадать надо, тогда она истина. Тут как в дзен-буддизме: огонь не познать, не обжегшись… Правильно сказано?
– Откуда мне знать!
– Вот именно, Петруха. Откуда тебе знать? Ну и не забивай себе голову понапрасну. Лучше достань из машины бутылку колы, она между сиденьями торчит. Принеси сюда.
– Самому в падлу сходить, что ли? – нахмурился синеглазый.
– Я же собаковода караулю, разве не видишь? – Роман выдавил из себя дружескую улыбку. Когда двухлитровая бутыль возникла перед ним, он продолжил инструктаж: – Колу вылей или выпей, если хочешь… Найди подходящую палку… Насади на нее горлышко… Вот так… Давай сюда… А теперь сними с собаковода ремешок и свяжи ему руки, чтобы морду не закрывал.
– Зачем? – поинтересовался напарник без всякого воодушевления в голосе.
– Сейчас узнаешь, – пообещал Роман. – Ну-ка, связывай гражданина Мищенко! Хорошенько связывай, чтобы не трепыхался!
– Землячки, то есть ребятки! – заволновался запорожец, почувствовавший себя вдруг крайне неуютно. – Кончайте, а?
– Кончим. Тебя.
Роман удовлетворенно улыбнулся своему незатейливому каламбуру.
– Да за что же? Что я вам сделал плохого? Собаку прогуливал, Маркизу!
– Хоть саму английскую королеву! – отрезал Роман. – Мне это без разницы. Другое меня интересует, гражданин Мищенко, совсем другое…
Не обращая внимания на последовавшие причитания, он взял в руку импровизированный факел, приготовленный Петром, и подпалил его зажигалкой. Когда расплавленный пластик начал таять, роняя вниз горючие капли, он неожиданно занес пылающую бутыль над лицом пленника.
– А!!! О!!! У!!!
Усатый отрывисто выкрикивал все гласные, отдавая предпочтение самой первой букве алфавита.
– А-а!!! А-а!!!
– Нет такой буквы! – вопил Роман, упиваясь чудовищными гримасами, которые ежесекундно сменялись перед его расширившимися глазами. – Назови слово!
Если бы подобная практика опроса применялась на «Поле чудес», то ни один из участников игры не покидал бы студию без суперприза.
Сверкающие капли шипели, срываясь вниз по одиночке и дружными огненными струйками. Когда такой дождик хлынул прямо в разинутый рот мученика, он издал совершенно уже нечеловеческий вопль, напоминающий по тембру визг циркулярной пилы, которой пытаются развалить пополам гранитный валун.
Уголком глаза Роман видел, как его напарник отошел в сторонку и сел прямо на землю, зажав уши руками. Презирая его за малодушие, Роман отвел факел от жертвы, коротко усмехнулся и предложил:
– Завязывай ты с этими пустыми наборами звуков. Хочу услышать конкретную информацию. Слово назови!
– Какое? Какое еще слово? – рыдал под ним допрашиваемый.
– Забыл тему сегодняшней игры? – посочувствовал Роман. – Ладно, вот тебе подсказка. Предмет прямоугольной формы, предназначенный для переноски небольших грузов. Первая буква: «ч».
– Ч-чемоданчик?
– Верно! Абсолютно правильно! – Кривляясь, Роман не преминул бросить взгляд на напряженную спину напарника, досадуя, что тот не может или не хочет оценить прелесть этой забавы. Переведя глаза на плачущего Мищенко, он без энтузиазма закончил: – Осталось сказать, где этот предмет в настоящий момент находится.
Догорающий факел плавно прошелся над запрокинутым усатым лицом, чадя и роняя последние обжигающие капли. Плоп! Плоп-плоп! Пуф-ф…
– В речке! – завопил Мищенко, безрезультатно пытаясь уклониться от капель. – В речке ваш проклятый чемоданчик! – Слова выходили из него по слогам, одновременно с рыдающими вздрагиваниями груди.
Роман опять убрал факел и коротко спросил:
– Где именно?
– На том самом месте, где вы искали, – проплакал Мищенко, содрогаясь всем телом. – У самого берега, камнем придавленный. А-а-а!!!
Остатки расплавленной массы, облепившей палку, Роман небрежно обтер о дымящиеся усы пленника и перевел взгляд на приблизившегося напарника:
– Вот и все, Петруха. Истина установлена. А ты деликатничал. Если бы не я, хрен бы ты нашел денежки.
Вместо изъявлений благодарности белобрысый склонился над пленником, освободил ему руки, а потом выпрямился во весь свой замечательный рост и хмуро предложил, глядя куда-то в сторону:
– Пошли, что ли? Тошно мне на… это смотреть.
– Э, запорожец, – притворился обеспокоенным Роман. – Ты что, ослеп?.. К тебе обращаюсь, запорожец!..
– Правым глазом… не вижу… – прошепелявил тот и попытался выплюнуть изо рта успевшие затвердеть сгустки горелой пластмассы. Вся эта дрянь так и осталась на его изрядно обгоревших усах.
В глазнице выпучился сплошной волдырь, сочащийся розовой сукровицей. Вскрикнув, то ли от отвращения, то ли от возбуждения, Роман коротким тычком всадил сук, который держал в руках, в самый центр предполагаемого глаза. Пленник заорал так, что поток воздуха, вырвавшийся из его глотки, вздыбил волосы Романа, но он, брезгливо морщась, продолжал загонять палку все глубже и глубже в чужой череп, усиливая каждый толчок всем весом своего тела.
Внутри его собственной головы сгустился сплошной мрак, багрово пульсирующий в такт всплескам крови в висках. Совершенно неожиданно там вспыхнули такие яркие соцветия, словно на черном фоне салют распустился. Роман не сразу сообразил, что это был удар, причем удар в его левую скулу. Лишь секунду спустя к нему пришло ощущение боли, а уже потом из глаз исчезла тьма вместе с фейерверками, позволяя увидеть реальный серенький мир.
