– Ну-с, приступим! – бодро воскликнул он, когда с формальностями было покончено, деловито установил Эльку в популярную позу уличной собачки и в два счета овладел ею сзади.
Живчик – так она его классифицировала. Вечный бодрячок, напористый, кипучий, но зато быстро остывающий. Такие во время долгих перерывов много балагурят и хвастаются. Не худший вариант. В сравнении с настырным свиноводом – сущий ангел.
Воспоминание о случившемся в гостинице заставило Эльку поморщиться. Еще никогда в жизни не доводилось ей видеть так много крови сразу, и впечатление оказалось слишком ярким, чтобы его можно было загнать в самый дальний уголок сознания.
– Ты двигайся, – капризно потребовал просто Костя. – Я не куклу покупал.
Не куклу он покупал, видите ли! А кого? Рабыню? Наложницу? Так тех, наверное, кормят, прежде чем пользовать. Элька упрямо склонила голову и продолжала неподвижно стоять на четвереньках, лишь покачиваясь в такт азартным толчкам сзади.
– Давай! – понукал ее расходившийся Костя, наращивая темп и слегка покряхтывая от усилий. – Давай, милая, шевелись!
Кобылу нашел! Элька неожиданно высвободилась, развернулась к нему лицом и задиристо толкнула в оба плеча, опрокинув на спину.
– Ты чего? – озадаченно спросил он, лупая своими блекло-голубыми глазами, напоминающими выцветшую джинсовую ткань.
– А вот чего…
С проворством ведьмы она оседлала Костю и изобразила на нем привычную ритмичную скачку, которая лично ее никогда никуда не приводила. И все же управлять раскормленным жеребцом было приятнее, чем самой изображать покорную лошадку. Он просил: давай? На! Поехали! Слегка откинувшись назад и запрокинув голову, чтобы не видеть, кто там находится внизу, Элька задала своему клиенту такого жару, что он и двух минут не выдержал, сдался, оповестив об этом протяжным сдавленным стоном.
Финиш! Победно усмехнувшись, она ловко спрыгнула на пол и полюбовалась перекошенной физиономией Кости, жадно хватающего ртом воздух. Оттого, что Элька смотрела на него, распластанного на кровати, с высоты своего роста, он казался ей поверженным врагом. Они все были ее врагами, все мужики без исключения. Даже те, кто пытался быть нежным или пьяно признавался в любви. Особенно последние. Лирики в грошовых презервативах. Романтики анального секса. Поэты минета.
– А ты ничего, – признал оклемавшийся Костя, поощрительно глядя на нее снизу вверх. – При фигуре, при мордашке… Очень даже симпатичная.
Вместо того, чтобы расцвести майской розой, Элька по-осеннему пасмурно спросила:
– Чем-нибудь угостишь симпатичную? Или программой не предусмотрено?
– Коньяк и апельсины. На большее не рассчитывай. Я убежденный холостяк, и этим все сказано.
– Тащи коньяк и апельсины, – милостиво разрешила Элька. – Сойдет.
Когда клиент встал и принялся брезгливо избавлять свое поникшее достоинство от резинки, она поспешно отвернулась. Это был явно не тот Костя, который приводил в Одессу шаланды, полные кефали, и заставлял биндюжников вставать при своем появлении. Скорее он смахивал на Карлсона без пропеллера. Стандартный мужчина в полном расцвете сил. До габаритов свиновода ему было далеко, но слеплен он был из того же рыхлого теста.
Пока он возился на кухне, Элька прошлась по комнатам, привычно прикидывая стоимость обстановки. Сумма получалась не то чтобы внушительная, но и немалая. Значительно превышающая все то, что она сумела заработать известным местом. Телевизор с суперплоским экраном, компьютер, музыкальный центр, светлая мебель из настоящего дерева.
– А кондиционером почему не обзавелся? – полюбопытствовала она, продолжая обход.
– Зима на носу, – пояснил Костя из кухни. – Летом установлю «Тошибу», круче не бывает.
Установит, завистливо подумала Элька. И еще всякой всячины накупит. Этот не пропадет, поотирается своей волосатой задницей в нужном месте в нужное время и огребет деньжат. А от моей задницы, хоть она в тысячу раз привлекательнее, проку мало. Добавить ему в коньяк клофелина, что ли? – внезапно озлобилась Элька. Она уже направилась к сумочке, когда вспомнила, что избавилась от уличающего ее снадобья еще вчера. Бутылкой же орудовать больше не хотелось. Так что повезло хозяину квартиры. Дважды повезло – если бы не необходимость перекантоваться где-нибудь до утра, никогда не поимел бы он Эльку.
– Заждалась?
Он возник в спальне с подносом в руках, такой вальяжный и самодовольный, что Эльке вдруг захотелось дернуть его за причинное место, чтобы увидеть растерянное выражение на его физиономии. Уронит поднос, заорет благим матом. Прольется отвратная «Плиска», которую только безнадежный оптимист осмелится назвать коньяком, покатятся по ковру апельсины. Вот будет цирк!
Благоразумно спрятав руки за спину, она ответила:
– Прямо извелась вся. Лицо не сильно осунулось?
– Куда уж сильнее, – парировал он. – Лучше питаться надо, золотце.
– От твоего угощения не очень-то поправишься, – хмыкнула она.
– Зато витамины. Выбирай. – Он протянул к ней поднос с оранжевыми цитрусами и невольно задрал голову, оценивая стать гостьи. – Ну ты и вымахала! Какой у тебя рост?
– Метр семьдесят.
– Не может быть, – усомнился Костя. – У меня метр семьдесят три. А ты выше.
– Я не выше, – сказала Элька. – Это ты ниже.
– Не понял.
– И не надо понимать. Наливай. Отметим наше знакомство.
Поднос с выпивкой и фруктами был установлен на кровати, а Элька и Костя устроились по обе стороны от него – прямо два голубка, собравшиеся поворковать немного, прежде чем один начнет топтать другого. Ощипанные догола голубки с пупыристой кожей. Представив себе эту идиллическую картину, Элька фыркнула и пожаловалась:
– Прохладно тут у тебя. Я наброшу что-нибудь?
– Обязательно, – кивнул Костя. – Утром. В шесть часов ноль ноль минут.
– Чтобы деньги зря не пропадали?
– Чтобы помнила, кто есть кто.
– Кто есть ху, – поправила Элька. – Это мне и так известно.
С этими словами она в один присест выпила свою порцию и скривилась, не столько от резкого коньячного духа, сколько из отвращения к своему подневольному положению.
– Я тост, между прочим, хотел сказать, – слегка обиделся Костя, проводив взглядом метнувшуюся туда-сюда стопку.
– Говори, – снисходительно согласилась Элька. – Я могу выпить еще, наливай. Вот только апельсинчик почищу.
Его светло-голубые глаза взмыли к подвесному потолку, порыскали там, выискивая подходящие слова, и вернулись обратно.
– Хоть ты и вредная, но… – произнес он, прежде чем влить в себя коньяк. Потом передернулся весь и добавил: – Ух-х!
Это и был обещанный тост. Произнеся его, Костя уставился на Эльку, причем глядел не в ее глаза, а на пару грудей, словно сравнивая одну с другой, прежде чем выбрать, какой именно закусить. «Сейчас опять начнется, – обреченно подумала она. – Разговорить его нужно, подпоить. Терпеть пьяные откровения легче, чем все остальное».
