– А вот ответь-ка мне на один простой вопрос, ежели ты такой сердобольный, – вкрадчиво сказал Васюра, усаживая гостя за стол. – Что в нашей Конституции про человеческую жизнь записано?
– Ну, – Хват пожал плечами, – она вроде как священна и неприкосновенна.
– Вот именно что вроде как. Государство обязано защищать жизнь своих граждан, но это у него что-то неважно получается. Убивают какие-то мерзавцы хорошего человека, а казнить их за это не моги, демократия-с на дворе, либерализм, разгул всяческих педерастических свобод, будь они неладны. – Наполнив чаем две чашки, генерал придвинул одну поближе к насупившемуся Хвату, а сам тем временем неспешно продолжал: – Выходит, что государство гарантирует жизнь лишь убийцам, насильникам и негодяям всех мастей, а прочие граждане защищаются от натиска преступности кто как может. Справедливо это?
Вопрос завис в воздухе. Сначала Хват хотел просто молча кивнуть, сунуть в рот пряник, и дело с концом, но, обжегшись чаем, он неожиданно для себя разозлился до того, что брякнул:
– Но мы ведь военные. Какое мы имеем право судить, тем более казнить мирных граждан? Ведь парень, изображавший Сундукова, был на волосок от смерти. Я и сам до последней секунды не знал, что подниму ствол выше.
– О, как мы заговорили! – восхитился Васюра, с удовольствием уминая ломоть хлеба с маслом. – Они, значит, мирные, граждане, те, с которыми мы имеем дело. Грызут друг другу глотки, предают жен, топчут слабых, выгоняют стариков на улицу, детишек наркотиками пичкают, оружие террористам толкают. Они, падлы такие, мирные только потому, что стволы не на виду держат, а за пазухой.
– Но настоящих бандитов мало, – буркнул Хват. – Так, ходячие недоразумения разные.
– Ползучие. Один конкурента на зону засадил, другой партнера-диабетчика под домашним арестом держал, пока тот без лекарств не окочурился. Ничего личного, как говорят господа бизнесмены. – Васюра допил чай, крякнул и наполнил свою чашку снова. – А недавно один тип из прокуратуры приценивался к автомобилю «Hudson Eight», принадлежавшему самому Валерию Чкалову. Слыхал о таком?
– Еще бы. Летчик. Личность легендарная.
– Я об автомобиле. Его начальная цена триста пятьдесят тысяч баксов, а прокурор и глазом не моргнул, когда ему назвали сумму. Или ты думаешь, что он по методу Наполеона Хилла разбогател?
– Это как?
– Поплевываешь в потолок и мечтаешь, мысленно представляя себе то блюдечко с голубой каемочкой, на котором тебе принесут денежки. Да, сумму нужно обязательно загадать с точностью до копейки. Попробуй на досуге. Нынче модно.
– Боюсь, у меня не получится, – фыркнул Хват, явственно представив почему-то не заветное блюдечко, а себя – валяющегося на диване с блаженной улыбкой идиота.
– И ни у кого не получается, – серьезно сказал Васюра. – Еще старина Маркс подметил, что нет на свете ни одной подлости, которую бы не совершил толстосум ради приумножения своего капитала. А до него Христос говорил: легче, мол, верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому попасть в божье царство.
– Вот пусть с ними господь и разбирается.
– А до тех пор нехай жируют? Нет, Миша, шалишь. Мы, конечно, не боги, наше дело маленькое, человечье, но когда удобный случай подворачивается, то почему бы мир не подправить маненько в сторону справедливости? – Васюра неожиданно улыбнулся, помолодев сразу лет на десять. – А, Миша? Нам ли спокойно глядеть, как разные предприимчивые твари вокруг плодятся и размножаются?
– С одной стороны, вы правы, – Хват задумчиво ущипнул себя за мочку уха, – а с другой…
– Если хоть с одной стороны прав, то уже хорошо, – убежденно заявил генерал. – Пусть борцы за права человека о благоденствии всякой плесени радеют, а мы по старинке будем ее подчищать, по мере сил и возможностей. – Взгляд Васюры переметнулся на далекие облака, сделавшись скучным-прескучным. – Если не хочешь пачкаться, то садись на свой японский мотоциклет и скатертью дорожка. Искать и карать не стану. Слово офицера.
– Дорожка у меня одна, – вздохнул Хват. – Порой скользкая, порой кривая, а другой не знаю.
– Вот и ладненько, – обрадовался Васюра, сделавшись похожим на бодрого дедушку, уговорившего внучка сыграть с ним в шахматы партию-другую. – Тогда сейчас сварганим общими усилиями ужин, а за столом все и обсудим спокойно. Своих орлов по домам распущу, так что до завтрашнего утра ты, Миша, мне за ординарца будешь. Не возражаешь?
– Какие могут быть возражения, товарищ… Петр Ильич. – Получилось глуповато, и Хват не удержался от смешка.
Странное дело, но в присутствии грозного генерала ГРУ он не чувствовал уже ни малейшей скованности, напротив, ему казалось, что он знает Васюру с незапамятных времен, причем не просто как командира, а как старшего товарища, с которым можно не юлить, не подбирать правильные слова и не притворяться кем-то другим, чем ты являешься на самом деле. Еще больше освоился Хват с исчезновением генеральских охранников, которые, прежде чем отбыть восвояси, смерили чужака одинаково тяжелыми, предупреждающими взглядами.
В ответ Хват сделал им ручкой и независимо отвернулся.
Проводив «племяшей», генерал поманил его пальцем, показал, где находится кухня, а потом распорядился:
– Значит, так, гость дорогой. Баклуши здесь бить не принято. Ты чистишь картошку, я готовлю салат, а потом садимся за стол и беседуем на интересующую нас обоих тему. За знакомство можно было бы и по чарочке опрокинуть, но мои оглоеды вчера последнюю бутылку приговорили, ты уж не обессудь.
– Я мог бы сгонять на станцию, – неуверенно предложил Хват, – но не оставлять же вас одного.
– Тут по соседству есть, кому за стариком приглядеть, – скупо усмехнулся Васюра, бросив быстрый взгляд в сторону слухового окна соседской крыши.
– Тогда я поехал? – оживился Хват, ненавидевший возиться с приготовлением пищи.
– Как знаешь, но картошка все равно за тобой.
– Честно говоря, я предпочитаю в «мундирах». Милое дело. Поставил вариться, и никаких забот.
– Все-таки тебе близок метод Наполеона Хилла, – вздохнул Васюра. – Мужчине, которому лень даже картошку почистить, самое место на диване, кверху пузом, а не в спецназе.
Вместо того чтобы вступить в полемику, Хват выскользнул во двор, проворно оседлал «Ямаху» и теперь, гоняя трескучий двигатель на холостых оборотах, лишь улыбался и пожимал плечами. Он терпеть не мог критику в свой адрес и пускался на любые уловки, чтобы не слушать ее. Включал телевизор, заводил мотоцикл, притворялся спящим. Вот и сейчас докричаться до него было невозможно.
– Ты, никак, решил увильнуть от работы? – возмутился стоящий на крыльце Васюра.
– Что вы сказали? – проорал Хват, прикладывая ладонь к уху. – Ничего не слышу. В общем, вы пока начинайте, а я поехал. Кстати, если вам не нравится вареная картошка, то ее можно пожарить. Впрочем, решать вам.
