– Я уже сказала журналистам, что на наиболее затратной части строительства – интерьере – вы сэкономили, так как проект был ваш, – вмешалась пресс-секретарь.
– И на материалах мы тоже экономим, – поправил Мищенко. – Берем то, что остается после сноса домов на Крещатике. Например, кирпич, выжженный на соломе. Из такого строили в Киеве где-то в восьмидесятых годах девятнадцатого века. Он там лежит грязный, весь в извести, но когда сделаешь скол, то он приобретает декоративный вид. – Тут Мищенко сделал некий жест, каким, по его мнению, надкалывают кирпич. – А это дуб, – сказал он, пиная столб беседки. – Труху сняли, а внутри дерево твердое, как кость.
Пояснив, таким образом, откуда берутся стройматериалы, хозяин повел гостей осматривать свои владения. По пути он несколько раз подпрыгнул на плоском камне, датировав его то ли десятым, то ли девятым тысячелетием до нашей эры. Затем пригласил экскурсию в баню, и все поочередно заглянули в комнату отдыха, где стоял диван, накрытый шкурой, висели пучки сушеных трав и старинные иконы. Не моргнув глазом, Мищенко сказал, что покупает иконы на базаре долларов по пять, после чего поспешил увести гостей на пасеку с полусотней ульев, старинных, из дерева, и новехоньких, пластмассовых. Наибольший интерес вызвал французский улей в виде торса обнаженной женщины, однако появление Кэтрин-Екатерины Мищенко заставило всех переместиться на птичий двор с гусями и павлинами. Рядом бродили куры и раскормленные коты с оранжевыми ленточками вместо ошейников.
– Смешные они, не от мира сего, – обронил экс-президент, подразумевая неизвестно кого.
– В какую сумму обошлось вам возведение мельниц? – осведомился какой-то настырный журналист.
– Копейки, сущие копейки, – отмахнулся Мищенко. – Зато как красиво. Жена Михо три часа не могла отойти, все просила такую же.
Взгляды собравшихся переместились на ветряк, украшенный подковой с оранжевым восклицательным знаком.
– Виктор Андреевич имеет в виду супругу Михаила Шахашвили, – пояснила пресс-секретарь.
– Скажите, – последовал вопрос, – а когда в последний раз президент Грузии…
Мищенко взглянул на зазвонивший телефон, нажал кнопку соединения и побрел прочь, говоря на ходу с кем-то.
– Да, Андрей, – донесся до журналистов голос экс-президента, – ага, угу… Кто? Хороший знакомый? Надежный? И чего он хочет? Встретиться? Зачем, сынку? Политический расклад в Европе? Так и передал?
Присутствующие навострили уши, но Мищенко предусмотрительно удалился, ответил еще на один звонок и вернулся в приподнятом настроении, заявив, что ему необходимо поработать.
– Дальше экскурсию поведу я, – поспешила провозгласить пресс-секретарь и потащила журналистов на двор, заваленный железными плугами и боронами.
Единственной тамошней достопримечательностью, на которую было не жаль потратить кадры, оказалась старинная чумацкая телега, украшенная бумажными цветами.
Здесь экскурсионный маршрут и завершился. Пресс-секретарь каким-то непостижимым образом растворилась среди ржавого хлама, а вместо нее возникли неразговорчивые мордовороты, пригласившие гостей в автобус.
Не отказался пройти за ними никто. Под пиджаками мордоворотов явственно проступали очертания пистолетов, а добродушия в их взглядах было не больше, чем в глазах бугаев, норовящих сорваться с привязи.
Как всегда после встречи с Виктором Андреевичем Мищенко, журналисты почувствовали себя обманутыми. Те из них, которые читали в детстве сказку про Волшебника Изумрудного города, невольно вспомнили Гудвина, Великого и Ужасного. Если кто не знает, то Гудвин на поверку оказался изобретательным прохиндеем, морочившим людям головы с помощью масок, зеркал или трубы, искажающей голос. Мищенко, конечно же, сказочным персонажем никогда не являлся, а потому в этой книге подобные параллели проводиться не будут.
А за мысли журналистов автор ответственности не несет.
3
Дождавшись звонка Мищенко-младшего, Разин коротко переговорил по телефону с его отцом, запрыгнул в машину и помчался в Новые Безрадичи. Аудиенция была назначена на одиннадцать часов утра, времени на все про все отводилось пятнадцать минут, но, успев изучить привычки Мищенко-старшего, Филин догадывался, что пятнадцать минут могут с одинаковым успехом сократиться до считаных секунд или растянуться на несколько часов.
Он успел вовремя и был препровожден в имение, где его встретил Виктор Андреевич Мищенко собственной персоной. Его роскошная шевелюра, разделенная безукоризненно ровным пробором, плохо гармонировала с обезображенным, ноздреватым лицом. Не лучше сочетались модные джинсы Мищенко с его сорочкой-вышиванкой. Но в общем и целом он производил приятное впечатление. Особенно когда молодо улыбнулся и, проведя рукой вдоль нагромождений стройматериалов, пошутил:
– В моей новой резиденции можно «Свадьбу в Малиновке-2» снимать. Такое впечатление, что белые уже вышли, а красные еще не зашли… Я правильно сделал, что заговорил по-русски? Вы ведь приезжий?
– Я из России, – подтвердил Разин, постукивая сложенным ноутбуком по колену.
– Москаль? – Мищенко скорчил грозную физиономию и подкрутил воображаемый ус. – Жаль, мой младшенький сейчас на море загорает. Он бы тебе зачитал стих про москалей. А как он Тараса Шевченко изображает, бог ты мой! – Мищенко всплеснул руками и внезапно сменил интонацию, остро взглянув на Разина. – У вас есть дети?
– Да, – ответил Филин, – но Пушкина и Некрасова они изображать не умеют.
– А к нам, к хохлам, как относятся?
– Примерно так же, как вы к нам.
– В таком случае, – воскликнул Мищенко лукаво, – мой президентский срок прошел не напрасно!
Разин рассмеялся, попав под обаяние этого человека. Ярый национализм Мищенко, его лютая русофобия, пресмыкание перед НАТО, дремучие представления о прогрессе и истории, зазнайство, манерность – все это отошло на задний план. Улыбка бывшего украинского президента, его крепкое рукопожатие и дружеское похлопывание по плечу заставили Филина отбросить предвзятость. Он решил, что ему приятно находиться в обществе Виктора Андреевича, и не скрывал этого. Тот со своей стороны сделал все, чтобы очаровать гостя еще сильнее.
– Милости прошу в дом, Иван Иванович, – молвил он, делая гостеприимный жест.
По-русски он говорил свободно, хоть и с акцентом.
Кивнув в знак благодарности, Разин перешагнул порог и почувствовал себя так, словно очутился в музее, набитом разнообразными ухватами, коромыслами, лопатами, пастушьими рогами, кувшинами, свистульками, рушниками, вышитыми сорочками, хоругвями.
Наслаждаясь изумлением гостя, Мищенко положил руку на громадную книгу в бархатном переплете и похвастался:
– Тут расписываются все мои гости. Братья Кличко, певица Руслана, Владлен Силин, наш спикер Литвиненко и многие другие… Вот, Юля Тимощенко тоже здесь наследила. – Он неожиданно насупился. – Ох и попила же она моей крови.
