— Октавия, — задумчиво пробормотал Криспин. —
Да, действительно.
— Там было что-то связанное с убийством. Шантажисты
прислали ей письмо…
— Я знаю. Очень хитроумная схема. Ее тоже вынудили
подписаться на материалы Тоттла?
— Нет, только на меренги. Но «Новости» Тоттла наверняка
работают по тому же принципу. Каждый из тех подписчиков, с которыми мы
встречались, мог бы быть прекрасным объектом для шантажа.
— Вы осматривали тело? Нужно убедиться, что где-нибудь
вокруг или в руке покойного не остался клочок бумаги с вашим именем.
Софи с отвращением наблюдала, как Криспин приподнял голову
кондитера со стола. Глаза покойника были широко раскрыты, а на лице застыло
выражение ужаса, как и у Ричарда Тоттла. Убийца, несомненно, заставал свои
жертвы врасплох, скорее всего они знали этого человека, доверяли ему и не ждали
с его стороны никакой для себя опасности. Софи размышляла над этим, пока
Криспин обыскивал тело, камзол и бриджи, стараясь не задеть длинный нож,
торчавший из живота кондитера.
— Ничего, — заключил Криспин, возвращая тело в
прежнее положение. — Они, должно быть, полагали…
Он не договорил. Впервые он обратил внимание на руку
кондитера, свисающую с кресла. Она показалась ему странной, и, приподняв ее,
Криспин понял почему. Пальцы мертвеца крепко сжимали что-то яркое. С большим
трудом Криспин разжал один за другим окоченевшие пальцы и высвободил странный
предмет. Это был кусочек голубой ткани, на которой сидел красивый искусственный
шмель. Криспин показал его Софи.
— Это же шмель Октавии! — воскликнула она. —
С одного из ее платьев, которые известны именно этой деталью.
— у вас есть платья с такими шмелями? Например, из
голубой тафты, такой, как эта?
— Как раз такое платье у меня и есть, — побледнела
Софи. — Октавия просила меня надевать его на балы несколько раз подряд,
чтобы продемонстрировать ее новый фасон.
Криспин представил себе, как привлекательно должна была
выглядеть Софи в таком платье и каким запоминающимся оно должно было стать для
окружающих. Каждый, кто увидит шмеля на голубом фоне, обязательно свяжет его с
образом прекрасной преступницы, которую уже разыскивают по обвинению в
убийстве. За тот краткий путь, который он совершил от дома Лоуренса до
кондитерской, Криспин только и слышал, что разговоры о Софи Чампьон. Это были
либо проклятия в адрес убийцы, либо восхищение ее удивительным побегом. Ему
довелось услышать и обрывки бесчисленного множества рассказов о том, как кто-то
получил от Софи Чампьон деньги на открытие собственного дела, кто-то был спасен
от жестокого обращения отца, брата и мужа. Делая скидку на преувеличения, к
которым склонны болтуны, Криспин подумал, что Софи должна была истратить на
благотворительность огромное состояние, и едва удержался от вопроса, откуда у
нее столько денег. Однако даже безграничные денежные ресурсы, не важно, какого
происхождения, все равно не могли спасти ее от виселицы. И тот, кто пытается
отправить туда Софи, должен быть найден. И как можно скорее.
В замке входной двери со скрежетом повернулся ключ, прерывая
размышления Криспина. Он засунул кусок ткани в карман сюртука и потащил Софи к
двери, которая, судя по всему, вела в туалетную комнату. Едва они закрыли за
собой дверь, как в комнате послышались шаги — человек подошел к трупу и
остановился перед ним.
Криспин и Софи оказались в тесной холодной каморке,
совершенно темной, если не считать узкой полоски света, проникающей сюда из-под
двери. Криспин взял Софи за руку и крепко сжал ее. Позади них мрак сгущался
сильнее, и Криспин предположил, что там находится лестница, ведущая в погреб.
Эта лестница и полная темнота, защищавшая и, были
единственной надеждой на спасение, но они же могли и снова возродить панический
страх Софи. Оставаться в доме было нельзя — констебли наверняка захотят
обыскать дом в поисках улик, поэтому у них был лишь один выход — притаиться
внизу. Криспин снова сжал руку Софи, и она слабо ответила на его пожатие.
Констебли возились с трупом, и производимый ими шум заглушил
шаги беглецов, спускающихся по каменным ступеням в погреб. Криспин шел первым,
часто останавливаясь, чтобы дать Софи возможность перевести дух. В какой-то
момент, когда темнота стала совсем непроглядной, она остановилась и прижалась
плечом к стене.
— Иди один, — прошептала она. — Я не могу.
Пожалуйста, оставь меня.
— Закрой глаза, Софи, — ласково сказал он,
чувствуя, что ее ладонь стала холодной и влажной от страха. — Все будет
хорошо. Помнишь, как в прошлый раз? Все ведь обошлось. Я не причиню тебе вреда.
Закрой глаза и доверься мне, tesoro.
Звук его голоса и это магическое слово, как всегда,
подействовали на нее успокаивающе. Она покорно закрыла глаза и почувствовала
себя в полной безопасности, когда он обнял ее, а затем взял на руки. Ее дыхание
стало ровным, но окончательно она пришла в себя, только когда Криспин преодолел
последние ступени лестницы.
Пол в погребе был застлан тростником, который хрустел при
каждом шаге. Здесь было еще холоднее, чем наверху, и к запаху тростника
примешивался молочный.
— М-м, — протянула Софи. — Масло!
Софи была права. Они попали непосредственно в кондитерскую
Суитсона или в ее кладовую. А если так, то здесь должна быть еще одна дверь,
ведущая на задний двор, через которую выносят заказы, чтобы не поднимать их по
узкой лестнице со щербатыми ступенями.
— Софи, если я опущу тебя на пол, ты сможешь
стоять? — обратился к ней Криспин.
— Не оставляй меня одну! — отчаянно взмолилась
она.
— Я и не собираюсь. Я хочу осмотреть помещение и найти
дверь. Если же мы будем искать вместе, то наделаем много шума.
— Ты не бросишь меня здесь? — Она крепко обняла
его за шею.
— Нет, tesoro. Никогда. — Криспин почувствовал,
как она разняла руки, и осторожно поставил ее на пол. В темноте он ногой
нащупал покрытый сеном чурбан и усадил на него Софи. — Сиди здесь и не
двигайся.
Софи послушно сидела с закрытыми глазами и прислушивалась к
звукам вокруг себя. Она смутно различала голоса, по крайней мере два, и шаги
наверху. Судя по тяжелому стуку, констебли перевернули тело и потащили его к
входной двери, однако что-то им, видимо, помешало, потому что все звуки вдруг
стихли.
Через минуту шаги возобновились возле двери, за которой
скрылись они с Криспином. Софи отвлекло то, что чурбан под ней тает — наверное,
Криспин усадил ее на огромный кусок масла, — и в этот момент дверь со
скрежетом отворилась. Софи открыла глаза и увидела, что две трети лестницы
залиты светом, который, к счастью, не достигал самого погреба. Софи изогнулась
на своем скользком сиденье и посмотрела вверх.
В дверном проеме стояли двое. Один был настолько широк в
плечах, что почти полностью загораживал свет, но его все же хватило, чтобы
разглядеть того, кто в числе прочих арестовывал ее в доме Лоуренса. Второго
Софи видела только в профиль, но и его она узнала — он тоже принимал участие в
ее аресте.